Капитан Сорви-голова. Луи Буссенар

воды, товарищ!

      Друзья и родные, окруженные цепью солдат, не могли пойти за водой.

      Солдат сбегал в дом и принес деревянный ковш свежей воды. Давид, припав к нему губами, жадно пил, а солдат возвратился на свое место, рассуждая:

      – Вода!.. Ну разве может она сойти за христианский напиток, особенно в тот час, когда человек должен навсегда забыть вкус виски? Да если бы я был так же близок, как он, от того, чтобы сыграть в ящик, уж я бы не постеснялся осушить фляги всего взвода. Это так же верно, как то, что меня зовут Томми Аткинс!

      А время шло, безжалостно текли минуты. Солнце склонялось к западу. И все глуше звучали удары кирки в зияющей яме, поглотившей бура уже до самых плеч. Жена его распростерлась на земле и, с ужасом сознавая приближение роковой минуты, не отрывала глаз от двух огромных бугров, нараставших по обе стороны могилы.

      Послышался треск затворов. То старший сержант, достав из патронташа двенадцать патронов и вырвав из шести патронов пули, заряжал ружья.

      Вот он уже принес винтовки и бросил их на землю. Затем, подойдя к буру, который продолжал копать землю, сказал:

      – Давид Поттер, приготовьтесь к смерти!

      А тот, прервав работу, поднял голову и спокойно ответил:

      – Я готов.

      Уложив рукоятку лопаты поперек ямы и ухватившись за нее, он подтянулся на руках, одним прыжком перемахнул через могильный скат – и вот он уже стоит, измазанный красноватой землей, освещенный косыми лучами солнца, огромный, трагически величественный.

      Жена и дети бросились было к нему, но караул по знаку сержанта оттеснил их. И тотчас же выступили вперед двенадцать невооруженных солдат, назначенных в этот страшный наряд. Разобрав наугад принесенные сержантом ружья, они выстроились в ряд. К осужденному подошел старший сержант, чтобы завязать ему глаза и поставить на колени. Бур энергично запротестовал:

      – Единственная моя просьба к англичанам – позволить мне умереть стоя, глядя на божье солнце, и самому скомандовать: огонь!

      – Я не могу отказать в этом столь мужественному человеку, как вы, – ответил сержант, козырнув ему по-военному.

      – Благодарю.

      Взвод находился на расстоянии примерно пятнадцати шагов.

      Бур стал лицом к солдатам, спиной к могиле.

      Мертвая тишина повисла над лагерем. Смолкли рыдания и стоны. Жгучая мука охватила все сердца.

      Короткая команда, мгновенное дребезжание металла, и двенадцать стволов вытянулись ровной сверкающей линией: солдаты взяли бура на прицел.

      Осужденный стоял с обнаженной головой и открытой грудью.

      Глубоко вздохнув, он воскликнул:

      – Прощайте, жена, дети, свобода! Прощай все, что я любил! Да здравствует независимость!.. А вы, солдаты: огонь!

      Грянули двенадцать выстрелов, сопровождаемые глухим эхом. Бур пошатнулся и тяжело рухнул навзничь на один из могильных скатов.

      Из уст жены вырвался крик отчаяния, заголосили дети.

      Взвод взял на караул, сделал полуоборот и двинулся в лагерь. Отряд, служивший