У памяти твоё лицо. Анна Летягина

женщину в чёрном остаться и продолжить делать с Дариной то, что она начала. Но ведьма в ответ повторяет только одно, как заведённая:

      – Нет, нет и нет. С меня хватит, понятно? Хватит.

      – У вас так хорошо получалось! Ещё немного – и…

      – Нет уж, довольно. Мы так не договаривались, дорогуша. Ты меня не предупреждала, что они у тебя обе буйные.

      – Пожалуйста, извините! Я сейчас запру Дину в другой комнате, и вы сможете спокойно продолжить! Поймите, вы – наша последняя…

      – Я уже всё это слышала, не повторяйся, милочка. Не я первая и не я последняя – найдёшь другую, на всё согласную. А у меня от клиентов отбоя нет, и стаж, знаешь ли, немаленький – имею право выбирать. Заслужила его, ясно? На вот, держи эту свечу. Закопай её поглубже в землю. Но сначала обвяжи волосом твоей больной дочки.

      – А это поможет?

      – Ничего не могу обещать. Ритуал, наверно, помог бы – он у меня проверенный и надёжный. Если бы мне дали его закончить, конечно. Но сама видишь, что из этого вышло. Хотя знаешь, что я тебе скажу? Сложная у неё болячка. И редкая. Уж очень крепко она в неё вцепилась. Так что вряд ли кто-то тебе даст какие-то гарантии – помяни моё слово. Я столько всего повидала, но даже мне было жутко смотреть в её глаза. В них нет никакой надежды на улучшение.

      – Мы всё-таки попробуем… что-нибудь ещё. Извините. Жаль, что всё так получилось.

      Из услышанного разговора Дине далеко не всё удаётся понять. Почему мама с папой вообще впустили эту ведьму к ним в дом? Разве она могла помочь Дарине, причиняя ей боль? Зачем закапывать свечку в землю и обвязывать её волосом? Травяной запах всё ещё щекочет Дине ноздри, – он никак не исчезает. Как и пятно от вылитого на простыню ведьминского зелья. И полумрак, пропитавший всё вокруг. Дина крепко зажмуривает глаза, надеясь, что открыв их, она увидит здоровую и весёлую Дарину, солнечные лучи, резвящиеся в комнате, и улыбающихся родителей. Но чуда не случается. Вскоре хлопает входная дверь, и мама возвращается в комнату. Не глядя на Дину, как будто её тут нет вовсе, она ледяным тоном обращается к папе:

      – Отнеси Дарину в детскую и уложи в кровать. Потом приходи в кухню ужинать.

      Больше не сказав ни слова, она разворачивается и уходит. Дина чувствует, что мама злится на неё. Но за что? Разве не должна была она попытаться спасти сестру, видя, как ей больно? Всё это так несправедливо! Обращаться сейчас с ней, Диной, как с привидением; притворяться, что её не существует, лишь потому, что она просто хотела помочь. Наказывать их с Дариной за гадкий поступок Кольки. Внезапно мама врывается в комнату, бросается перед Диной на колени, хватает её за плечи и начинает сильно трясти, крича срывающимся голосом:

      – Зачем ты всё испортила? Кто тебе вообще разрешил входить сюда? Ты хоть понимаешь… понимаешь, что это была наша последняя…

      Папа, подошедший сзади и обнявший её, не даёт ей закончить. Он поднимает её с пола, приговаривая:

      – Оля, пожалуйста, не надо! Успокойся! Она не виновата. Никто не виноват.

      Дине