В жаре пылающих пихт, или Ниже полета ворона. Ян Михайлович Ворожцов

повернулся к нему горбоносый.

      – Ну уж нет! Хочешь, чтобы они твою башку по-индейски побрили, а мозги своим собакам дали полизать, что засоленное мясо!? Так и будет, поверь! Он лжет, ему же сам черт за каждую изреченную ложь по монете в карман кладет! Мы уже мертвецы! Нас порубят на куски. Будь я проклят. Сгинуть в ночи от рук безбожников, дикарей, собак!

      Длиннолицый ответил:

      – Я согласен с ним, братцы. Сердце мое чует, что дело нечисто, и я так рассуждаю, что если Господь на моем пути дикаря ставит, то тут как в шашках, либо ты ешь, либо тебя едят. И каждый делает, для чего рожден. Я вот рожден, чтобы потрошить нехристей всякой масти. Черных, желтых, красных. И пути этого придерживаюсь уже много лет, и пока не ошибался.

      Кареглазый напрягся.

      Горбоносый сплюнул и отвернулся от наемника, спокойно спросил индейца:

      – Ты откуда идешь?

      Индеец ответил.

      – Оттуда, куда солнце садится.

      – С запада, что ли?

      – Да.

      – А что в той стороне?

      – Уже ничего.

      – Ничего. Ну, конечно. Имя у тебя есть?

      – Я – Плачущий в Жаре Пихт.

      Длиннолицый брезгливо сплюнул.

      – А я Дареный Конь, и в зубы мне не смотрят, – сказал он. – Это вот маршал Гордый Орел. Мальчишку звать Дрожащий Олень, а тут у нас Оуэн Холидей – насильник, убийца и разбойник. Яростный Лось.

      – Не отвечайте ему, – сказал Холидей. – Краснокожие все как один убийцы, они же нас живьем обдерут, куска родной кожи не оставят! Я-то о своих волосах помню и вам не рекомендую забывать о ваших…

      Горбоносый спросил индейца:

      – Где твои?

      – Мои?

      – Да. Ты же из черноногих.

      – Я один.

      – А куда ты направляешься?

      – Никуда, я просто иду.

      – Заблудился?

      – Нет, не заблудился. Мне некуда возвращаться.

      – Ты местность эту хорошо знаешь?

      – Я здесь никогда не был. Но бывал в местах похожих.

      Индеец говорил и пронзительно смотрел на кареглазого.

      – У меня что, лицо испачкано? – спросил тот и надел шляпу.

      – У тебя к нашему другу вопросы какие? – спросил длиннолицый, все еще целясь в краснокожего из своего револьвера.

      – Это был он, – коротко отозвался черноногий.

      – Что? Я? – спросил кареглазый.

      – Вы убили много людей, – сказал индеец. – Я там был и видел вас. Вы застрелили мужчин и женщину. Я ее знал.

      Кареглазый промолчал.

      – Женщину? – сплюнул длиннолицый. – О какой женщине говоришь? Не о той ли чернявой, которую нам хоронить из-за его меткого глаза пришлось.

      Индеец показал пальцем на кареглазого:

      – Пусть он говорит!

      – Спокойно, друг, – вмешался горбоносый.

      – Ну, мне-то сказать нечего.

      – Пусть убийца говорит.

      – Я не убивал никого!

      – Я видел.

      – Черта с два!

      Черноногий промолчал, только смотрел.

      – От чьей угодно пули она могла погибнуть. Пусть они поклянутся,