Опрокинутый жертвенник. Андрей Лушников

киликиец. Галл подъехал на покрытой грязными потеками пота четверке к подиуму, на котором восседали арбитр соревнований и знать. Префект города водрузил на его голову венок победителя, и Геркулан, не скрывая на пыльном рыжебородом лице самодовольства, проехал арену по кругу. Трибуны с его почитателями грохотали.

      А Элпидий оставался раздираем противоречивыми чувствами. Он радовался победе галла, но, видя насупленные брови Таэсис, хотел растоптать свой алый венок. Девушка метала молнии в триумфатора, и казалось философу, что еще немного, и у Геркулана вспыхнет, как факел, его рыжая борода. Таэсис сказала что-то резкое служанке, Мелия в ответ ухватила ее за запястье и отрицательно замотала головой.

      В перерыве между забегами на арену вышли ипподромные служки собрать щепки от колесниц Самбатиона и Ификла, засыпать из мехов песком следы крови и размести метлами мраморную финишную линию. А в это время мимы с набеленными лицами разыграли перед публикой целое представление, в котором без труда угадывался намек на недавнюю битву двух императоров.

      Один из мимов вышел на высоких белых котурнах, в доспехе трибуна, с боевым мечом, в шлеме с ярко-красным султаном и в плаще, украшенном монограммой Константина: «X», скрещенная с «Р». Трибуны уже знали, что это означает «Христос Распятый». Второй карликмим, в стоптаных комических башмаках с накладным носом, изображал Лициния. На нем «красовалась» невероятно короткая туника с ядовито-грязными разводами, и такая же невероятно грязная повязка на голове, словно царская диадема Лициния-предателя. В завершение всего этого безобразия у мима выпирал огромный живот. Возбужденные зрители предвкушали какую-то каверзу и уже заводились, топоча ногами по трибунам цирка.

      – Коли его! Коли нечестивого! – кричали иудеи и сирийцы, пострадавшие от жадности и властолюбия свергнутого августа Востока.

      – Режь! Режь Лициния! – вторили им охочие до кровавых жертвоприношений эллины.

      Под рев толпы мим, изображавший трибуна, выхватил из ножен короткий меч, сделал два быстрых шага и вонзил его «Лицинию» в живот. Из распоротого брюха ударила мощная алая струя. Набеленное лицо мима начало выделывать такие невероятные гримасы, что публика зашлась в гомерическом хохоте. Схватившись за живот, карлик начал долго, со смешными корчами и ужимками, умирать. Красуясь смертью пред публикой, он все быстрее и быстрее стал выплясывать какой-то непристойный танец. Он то приседал, то подпрыгивал, то вставал на одно колено, то изгибал спину назад и касался головой песка, пока наконец-таки не упал и не затих. Трибун со щитом Христа поднял меч над головой, поставил ногу «Лицинию» на живот и несколько раз с силой наступил, выдавив последнюю струю темной крови. Выждав паузу и получив свою долю аплодисментов, перепачканный мим встал и достал из-под туники пустой мех.

      В это время Таэсис, поймав на себе радостный взгляд Элпидия, нахмурилась и отвернулась:

      – Нет, Мелия, я не в силах смотреть на это, – сказала она