В тихой Вологде. В. А. Яцкевич

потом выложила кашицу на бинт и обмотала Павлу голову. – Тебе, Павел, надо Бога благодарить, что пулю от тебя отвел. А еще за то, что раной этой тебя Господь увел от греха.

      В деревню возвращались порожняком: непроданное зерно оставили у Марии, та обещала найти покупателя. Ехали по Глинковской улице, свернули направо и проехали мимо Николы на Глинках. Темнело, настроение было унылое, а тут еще застучало колесо у телеги.

      – Где-то тут недалеко, на Золотушной набережной должна быть мастерская, – сказал отец.

      Со стуком и скрежетом подкатили к воротам с надписью: «Каретная мастерская Девяткова». Их встретил сам хозяин – мужчина лет пятидесяти, широкоплечий, с натруженными руками.

      – Что, раненого везете? – кивнул он на Павла, сидящего в телеге с повязкой на лбу.

      – От бунтовщиков пострадавший, – сказал отец. – Обстрелянный уже, хоть и на войне не бывал.

      – Неужто под пулю попал?

      – Рикошетом задело. Легко отделался. Николая-то, бочкаря, убили наповал. Знамо дело, управа раздала оружие молокососам, так чего хорошего ждать.

      Отец вместе с хозяином занялись ремонтом: меняли колесную втулку и попутно обсуждали сегодняшние события. Отец возбужденно говорил:

      – Кто у нас бунтует супротив власти? Не голодные, не раздетые, а студенты, что на казенном коште.

      – От приезжих житья нету, – слышался голос хозяина. – Вооружились и распоряжаются у нас в городе, за нас решают, что нам делать – работать или идти на митинг.

      – Вот народ-то наш вологодский их малость и окоротил. Гнездо ихнее сожгли и типографию разгромили, где они свои прокламации печатали.

      С ремонтом управились быстро, и тут неожиданно для Павла состоялся разговор, который определил его дальнейшую судьбу. Хозяин мастерской сказал ему:

      – А ведь мы с тобой встречались. Не узнаёшь? Вместе вчера на исповедь стояли. И тётку твою я знаю, она мне говорила, что ты у сапожника в подмастерьях. Ну и как? Осваиваешь сапожное дело?

      Павел недовольно махнул рукой:

      – Неохота и вспоминать.

      – А хочешь, иди ко мне в работники. Мне как раз нужен человек. Каретное дело, брат, такое, что всему научишься: и столярничать, и в кузне работать, и по слесарной части. Ученикам я плачу семь рублей в месяц, да бывают наградные за срочную работу. А если не городской, у меня для таких комнаты есть.

      Подошел отец:

      – А что, Павел, переходи к Дмитрию Кирилловичу, а то я гляжу, ты совсем с лица спал. Каждый день по десять верст туда и сюда. Только вы уж его, Дмитрий Кириллович, на сенокос, да на жатву отпустите, сразу после Петровок.

      – О чем разговор, сенокос да жатва – дело святое…

* * *

      Приближалось Преображение – престольный праздник в родной деревне Павла. Накануне в домах делали уборку. Мать Павла вымыла во всём доме полы, настлала чистые половики и принялась за пироги. Павлу она доверила протирать иконы и чистить мелом оклады, и он, разложив под её присмотром старинные образа, долго кропотливо трудился.