Любовь цвета лазури. Наталия Полянская

презирать нас обоих. Но я так люблю горячий глинтвейн. Особенно под Рождество.

      – Сейчас не Рождество еще, но зачем же соблюдать условности столь педантично?

      – Я тоже так думаю.

      В одном из кухонных шкафчиков нашлись нужные приправы, и Мэтью некоторое время сосредоточенно медитировал над кастрюлькой. Когда он вынес ее и толстые керамические чашки на улицу, было уже почти темно. Рита включила подсветку в саду, и на свет слетелось множество мохнатых ночных бабочек. Негромко и уютно трещали сверчки.

      – Бокалов, к сожалению, не нашел…

      – И не надо.

      Было хорошо сидеть, пить горячий глинтвейн, слушать южный вечер и молчать ни о чем. Вот это и есть настоящий отпуск, вот это и называется емким словом «отдых». Из тела уходила усталость, можно было расслабиться и ни о чем не думать. Возможность ни о чем не думать – одна из самых великих возможностей в мире.

      Откуда-то – то ли из дальнего музыкального кафе, то ли из проезжавшей машины, – долетел обрывок песенки:

      А он такой один,

      Мой парень – блондин,

      Он такой один…

      Рита и Мэтью, не сговариваясь, засмеялись.

      – Все-таки современная музыка иногда бывает очень смешной, – заметил Фрост.

      – А вы любите классику?

      – Да. Особенно Вивальди.

      – А я Шопена люблю. Вальсы…

      – Вы умеете танцевать вальс?

      – Да, умею. Меня отец научил…

      И разговор потек. Фразы цеплялись одна за другую, непринужденные и интересные. Совсем стемнело, Антиб зажегся разноцветными огнями, ими же оказалась усыпана и бухта – залив Ангелов. Мэтью в очередной раз констатировал, что Рита – интересная собеседница, недооценил он ее, вот что. Почему-то мысленно навесил на нее ярлык недалекой язвы, хорошо хоть ненадолго. А теперь все было по-другому.

      Когда стало прохладнее и с моря потянуло ветерком, Рита предложила:

      – Давайте пойдем в дом.

      – Давайте, – легко согласился Мэтью.

      В доме они устроились в гостиной, и вынужденная перемена места действия не убила разговор. Рита включила радио, классическую волну, и поплыли мягкие звуки какого-то скрипичного концерта.

      – А знаете, – вдруг сознался Мэтью, – у меня ведь нет музыкального слуха. Я с трудом запоминаю мелодии, только прослушав несколько раз диск, учусь определять. Вот сейчас точно и не могу сказать, что играют… – Он развел руками.

      Рита расхохоталась.

      Роскошная южная ночь накрыла берег бархатным покрывалом. Светили звезды, очень большие и близкие. Они казались Рите похожими на пушистые шарики, которые кто-то развесил на небосводе.

      Разговор окончился, Мэтью отправился в свою комнату, а Рите вдруг захотелось пойти к морю. Она дошла до ворот, осторожно, чтобы та не скрипела, открыла боковую калитку и выскользнула в ночь. За несколько лет Рита успела выучить дорогу к морю и могла бы пройти по ней с закрытыми глазами. Однако такие подвиги от нее не требовались: фонари здесь горели исправно,