Запах соли, крики птиц. Камилла Лэкберг

же нет, – вторил ему продюсер, тоже попытавшийся изобразить на лице озабоченность и заинтересованность. – Мы тщательно следим за самочувствием участников и даже организовали им на время съемок поддержку профессионального психолога.

      – Кого же вы наняли? – спросил Эрлинг, откладывая сигару, от которой уже почти ничего не осталось.

      – Нам очень повезло, нас познакомили с психологом, который только что переехал в Танум. Его жена получила должность в местной полиции. У него солидный профессиональный опыт, поэтому мы очень рады, что нашли его. Он будет беседовать с участниками индивидуально и со всеми вместе раза два в неделю.

      – Отлично, отлично, – закивал Эрлинг. – Нам ведь чрезвычайно важно, чтобы все хорошо себя чувствовали. – Он отечески улыбнулся Фредрику.

      – В этом вопросе у нас с вами полное единодушие. – Продюсер улыбнулся в ответ. Правда, не столь по-отечески.

* * *

      Калле Шернфельт стоял в нерешительности, держа в одной руке мундштук, а в другой тарелку, и с отвращением смотрел на остатки еды.

      – Тьфу, какой, блин, бардак, – сказал Калле, будучи не в силах оторвать взгляд от смешавшихся в одну кашу мяса, соуса и кусочков картошки. – Эй, Тина, когда мы наконец поменяемся? – раздраженно спросил он, уставившись на проплывавшую мимо девушку, державшую две тарелки с аккуратно разложенной на кухне едой.

      – Что до меня, так никогда, – огрызнулась та, открывая бедром дверь.

      – Дьявол, как я это ненавижу! – прорычал Калле и скинул тарелки в мойку. Раздавшийся сзади голос заставил его вздрогнуть.

      – Послушай, если ты что-нибудь разобьешь, мы вычтем у тебя из зарплаты. – На него сурово смотрел Гюнтер, шеф-повар ресторана «Постоялый двор».

      – Если ты думаешь, что я тут из-за денег, ты жестоко ошибаешься, – нагло ответил Калле. – К твоему сведению, дома, в Стокгольме, я трачу за вечер больше, чем ты зарабатываешь за месяц!

      Он взял еще одну тарелку и демонстративно швырнул ее в мойку. Тарелка разбилась, а его дерзкий взгляд явно подстрекал Гюнтера к каким-либо действиям. На секунду показалось, что шеф-повар уже открывает рот, чтобы выругаться, но потом он взглянул на камеры и, что-то бормоча, пошел обратно на кухню – размешивать булькающую на конфорках еду.

      Калле криво усмехнулся. Всё одно, где ни находись – в Танумсхеде или в центре Стокгольма. Реально. Кто платит, тот и заказывает музыку. Все тянутся к деньгам. С этим он вырос, научившись так жить и ценить такой уклад. Почему бы и нет? Ведь ему от этого одна польза. Он же не виноват, что родился в мире, где деньги швыряют на ветер. Только однажды – на острове – ему довелось ощутить, что эти правила не работают. От одной мысли об этом он помрачнел.

      Калле согласился участвовать в «Робинзоне», полный радужных надежд. Он привык побеждать и был уверен, что ему не составит труда на голову разбить кучку тупых провинциалов. Он ведь знал, что за народ участвует в программе – безработные, грузчики и парикмахерши.