Повести для детей. Восемь произведений в одной книге. Аркадий Гайдар

улиц.

      Первый же прохожий, которого я спросил о том, как пройти в Сормово, ответил мне удивленно:

      – В Сормово, милый человек, отсюда никак пройти невозможно. В Сормово отсюда на пароходах ездят. Заплатил полтинник – и садись, а сейчас до утра никаких пароходов нету.

      Тогда побродив еще немного, я забрался в один из пустых ящиков, сваленных грудами у какого-то забора, и решил переждать до рассвета. Вскоре заснул.

      Разбудила меня песня. Работали грузчики – поднимали скопом что-то тяжелое.

      Э-эй, ребятушки, да дружно! —

      заводил запевала надорванным, но приятным тенором.

      Остальные враз подхватывали резкими, надорванными голосами:

      По-оста́-раться еще нужно.

      Что-то двинулось, треснуло и заскрипело.

      И-э-эх… начать-то мы нача́ли,

      А всю сволочь не скачали.

      Я высунул голову. Как муравьи, облепившие кусок ржаного хлеба, со всех сторон окружили грузчики огромную ржавую лебедку и по положенным наискосок рельсам втаскивали ее на платформу. Опять невидимый в куче запевала завел:

      И-э-эх… прогнали мы Николку,

      И-э-эх… да что-то мало толку!

      Опять хрустнуло.

      А не подняться ли народу,

      Чтоб Сашку за ноги да в воду!

      Лязгнуло, грохнуло. Лебедка тяжело села на крякнувшую платформу. Песня оборвалась, послышались крики, говор и ругательства.

      «Ну и песня! – подумал я. – Про какого же это Сашку? Да ведь это же про Керенского! У нас бы в Арзамасе за такую песню живо сгребли, а здесь милиционер рядом стоит, отвернулся и как будто бы не слышит».

      Маленький грязный пароходик давно уже причалил к пристани. Полтинника на билет у меня не было, а возле узкого трапа стояли рыжий контролер и матрос с винтовкой.

      Я грыз ногти и уныло посматривал на узенькую полоску маслянистой воды, журчавшей между пристанью и бортом парохода. По воде плыли арбузные корки, щепки, обрывки газет и прочая дрянь.

      «Пойти разве попроситься у контролера? – подумал я. – Совру ему что-нибудь. Вот, мол, скажу, сирота. Приехал к больной бабушке. Пропустите, пожалуйста, проехать до старушки».

      Маслянистая поверхность мутной воды отразила мое загорелое лицо, подстриженную ежиком крупную голову и крепкую, поблескивавшую медными пуговицами ученическую гимнастерку.

      Вздохнув, я решил, что сироту надо оставить в покое, потому что сироты с эдакими здоровыми физиономиями доверия не внушают.

      Читал я в книгах, что некоторые юноши, не имея денег на билет, нанимались на пароход юнгами. Но и этот способ не мог пригодиться здесь, когда всего-то-навсего надо мне было попасть на противоположный берег реки.

      – Чего стоишь? Подвинься, – услышал я задорный вопрос и увидел невысокого рябого мальчугана.

      Мальчуган небрежно швырнул на ящик пачку каких-то листовок и быстро вытащил из-под моих ног толстый грязный окурок.

      – Эх ты, ворона, –