Семьсот километров любви. Екатерина Дибривская

говорит Арина и соскальзывает с камня в воду.

      Возвращает Мишку на сушу, полощет ступни в воде и решает, как лучше поступить, чтобы не запачкать ноги.

      Я подхватываю её кеды, а потом и саму девушку подхватываю на руки.

      – Сейчас высохнут, Арин, – улыбаюсь ей в лицо.

      Мои мальчики уходят вперёд, а я неторопливо иду с ней позади.

      – Помнишь, Арин, – решаюсь я, – однажды ты взяла с меня обещание?

      – Помню, – серьёзно отвечает она.

      – Кажется, я скоро нарушу его, Арин.

      В её глазах скапливаются слёзы, но она улыбается мне.

      – Не надо, Игорь. В конце концов ты пожалеешь об этом.

      – А ты? – смотрю внимательно, силясь понять, какая загадка скрывается в этой восхитительной женщине.

      – А я – уже, – шепчет она и краснеет.

      – Уже пожалела? – от неожиданности я останавливаюсь.

      Неприятно признаваться даже самому себе, но слышать это её заявление мне мучительно больно.

      – Что? – до неё доходит смысл моего вопроса, и она краснеет ещё больше. – Нет, конечно, нет! Я никогда не пожалею. Не сомневайся.

      А до меня доходит смысл её ответа. «Уже».

      Она уже нарушила обещание.

      Она уже влюбилась в меня.

      Думаю, именно в этот момент я должен бы включить все защитные функции: вот она, влюблённая женщина на моих руках, в меня влюблённая, а значит, заведомо посягающая на неприкосновенность уклада моей жизни, но случается ровным образом наоборот.

      И чтобы закрепить это новое знание мне до зуда необходимо поцеловать её. Так, как я всегда целовал только её: глубоко, одуряюще сладко, несдержанно и торопливо. Я пытаюсь ухватить в коротком отрезке времени все её эмоции, сопоставить их с тем, что испытываю сам, решить, как я к этому отношусь.

      Фигово признавать, но я тоже.

      С треском провалил главную миссию своей жизни.

      С лёгкостью нарушил данное ей обещание.

      Я тоже влюбился.

      Впервые в жизни.

      Влюбился как юнец: отчаянно, до зудящих пальцев, до пульса под 140.

      В Арину Сергеевну Скворцову из московского Курьяново.

      16. Москва

      Рабочая смена тянется до невозможности долго. Если бы не бесконечное множество сообщений, я бы лезла на стенку от смертной скуки. Да, я невыносимо скучаю по своему несносному Питеру.

      «Арина Сергеевна, я сижу на очень важном совещании, но всё, о чём, могу думать – это какого цвета твои трусики сейчас», – читаю свежее и смеюсь.

      Но очень быстро мне становится не до смеха, а сердце ускоряется до предела, когда он пишет: «Пришли фото, Арин. Я безумно скучаю».

      И я, влюблённая до одурения, бегу к зеркалу, ловлю удачный ракурс и делаю фото. Отправляю ему с припиской: «Щедрину Игорю Аркадьевичу. Конфиденциально».

      Жду ответа долго. Проходит минут сорок, прежде чем он снова пишет мне: «Прости, я не смог дождаться тебя. Позорно сдался и передёрнул в туалете на твою фотку, приостановив совещание. Ты такая горячая, Арин, что мне больно листать переписку».

      Широко