если бы министерство старалось избавить бюджет от гнета налогоплательщиков. Безумство! если вы платите рабочим, они становятся вашими покупателями: что вы будете делать со своими произведенными продуктами, когда, уволенные вами, они больше не будут их потреблять? Кроме того, противодействие машин, задавив рабочих, не замедлит ударить по хозяевам; ибо если производство исключает потребление, то вскоре само по себе вынуждено остановиться», – восклицает Прудон и продолжает цитатой из публикации в «Эдинбургском обозрении» с нарастающим сарказмом в своем комментарии: «“В четвертом квартале 1841 года в результате четырех крупных банкротств в одном городе Англии на улицу отправились 1,720 человек”. – Эти банкротства были причиной перепроизводства, а значит, недостатка возможностей или бедственного положения народа. Как жаль, что механика не может также избавить капитал от потребительского гнета! какое несчастье, что машины не покупают ткани, которые они производят! Это было бы идеальное общество, если бы торговля, сельское хозяйство и промышленность могли существовать без человека на земле!» – и сколько праведного социалистического гнева в этом высказывании Прудона! Как и в его выпаде против монополии (о неминуемости существования которой он, разумеется, успел сообщить ранее): «После того, как монополия сделала свой подсчет дохода, прибыли и процентов, работник-потребитель сделал свой; и получается, что, пообещав ему зарплату, представленную в трудовом договоре сотней, ему фактически дали только семьдесят пять. Таким образом, монополия провоцирует банкротство своих наемных работников, и совершенно точно, что она жива своим грабежом»
[96], – говорит Прудон и этим своим последним, привлекательным для любого социалиста утверждением возвращает читателя к воспетому даже Марксом труду «Что такое собственность?», в котором он, напомним, бросил в лицо мировой буржуазии жгучее обвинение в том, что собственность – это кража.
Итак, Прудон в своей «Философии нищеты», как до того и в труде «Что такое собственность?», к досаде Маркса, оказался ближе к марксизму, чем того хотелось бы самому Марксу, и это означало, что у каждого социалиста, практика или теоретика, с тех самых пор появился выбор «берега», к которому он мог бы прибиться, – выбор из Прудона и Маркса, но при этом Прудон оказался еще и хронологически первым в трактовке противоречий экономики.
У каждого социалиста, практика или теоретика появился выбор «берега», к которому он мог бы прибиться, – выбор из Прудона и Маркса, но при этом Прудон оказался еще и хронологически первым в трактовке противоречий экономики
«Я был свидетелем введения полиграфических машин… За пятнадцать-двадцать лет, что утвердилась механическое производство, часть рабочих потеряли работу, другие покинули свою страну, некоторые умерли от нищеты: так происходит перестройка рабочих в результате промышленных инноваций».
П.-Ж. Прудон, «Философия нищеты»
Марксу,
