Удивительные истории. Сборник

обрушатся на них. Это было просто такое желание, какое мы чувствуем иногда в церкви – желание выкрикивать богохульства или бросить что-то в священника, не потому, что мы – еретики, и не потому, что нам не нравится священник, но по совершенно необъяснимой причине. К счастью, я не поддался этому дьявольскому импульсу. Но я смеялся истерически, и смех этот был подобен смеху бога, разносящемуся в бесконечности.

      Я уменьшался. Планета быстро росла в размерах. Прошло немного времени, и я исхитрился, с применением навыков из области акробатики, встать на поверхность этого мира. Мир рос – или я падал, или, точнее сказать, сжимался? В любом случае завуалированное облаками лицо планеты становилось все больше и больше, до тех пор, пока диаметр планеты не стал примерно равен моему росту. Тогда мои ноги, пройдя сквозь пелену облаков, коснулись поверхности, а через несколько минут я почувствовал, что мой собственный размер возвращается ко мне, размер, который бог предназначил мне иметь. Я вновь нажал кнопку на адской машинке Мартина, не задумываясь о том, что за этим может последовать.

      Облака становились все ближе и ближе, затем они безграничной волнистой равниной окружили меня. Вскоре они стали туманом перед моими глазами, а затем оказались над моей головой.

      Наступил момент, в который, если бы дело происходило в фантастическом романе, перед моими глазами должно было бы предстать сражение воздушных чудовищ или яростная схватка воздушных армий. К сожалению или к счастью, ничего такого рода не случилось со мной. К тому же, думаю, что я был слишком сонным, чтобы заинтересоваться такой картиной. Вместо этого передо мной протянулись золотые равнины полей. Тут не было леса, ни отдельно стоящих деревьев. Океан плескался в нескольких дюймах от моих ног, и далеко за ним я поймал яркую крошечную искру, которая, возможно, была городом. Вокруг не было гор, только несколько невысоких холмов. Солнечный свет очень редко проникал сквозь облака во всем великолепии своей силы, но мир не становился менее ярким от этого, поскольку его солнце было очень велико. Небеса были залиты рассеянным, мягким, синеватым светом.

      Мне не стоит, наверное, описывать подробно свои мысли и чувства – смесь апатии и отчаяния, скорбь о потере моей родной Земли и невольное любование экзотической красотой этой планеты, на которую меня занесло. Однако я продолжал осторожно манипулировать аппаратом, сперва выключив уменьшение, а затем вновь осторожно включив его. За то время, что показалось мне долгими часами, я сжался мало-помалу, неторопливо, до тех пор, пока не стал только немногим выше чем золотистые злаки местных полей. Не было никаких зацепок, которые позволили бы мне определить свой реальный размер, поэтому я мог позволить себе пока оставить все как есть. Даже не задумываясь о возможно ином, чем на Земле, составе атмосферы, я поспешно снял шлем и начал стягивать с себя осточертевший скафандр. Холодный воздух с моря ворвался в мои легкие. Примерно минуту я блаженствовал, наслаждаясь свежестью, запахами и звуками. Затем, с наслаждением, я упал на поле, погрузившись в мягкие объятия местного аналога пшеницы,