Сиреневый «Рай». Буйко Виктор

услышал его резкий звериный окрик, и это совсем смяло мысли, вмиг раздавило стержень внутри его самого.

      «Что-о-о-о?!? Это он мне-е-е?! Но я не убийца и не палач!» – закричало откуда-то изнутри, а сердце забилось мелко-мелко, будто дребезжало или захлёбывалось.

      Теперь Ворон злобно подался к Михаилу:

      – Фед-ди, дафай жидоф-ф-фочку сюда!

      Он взвёл курок пистолета.

      Миша непонимающе, будто услышал какую-то бессмыслицу, поглядел на Ворона, а тот с перекошенным ртом продолжал орать:

      – Дафай, свинья, жидоф-ф-фку фед-ди сю-юда!

      Миша резко вскинул карабин, но в эту же секунду прозвучал хлопок выстрела, и он рухнул на землю.

      Два полицая по кивку Ворона деловито подняли выпавшее оружие и откинули в его сторону. Потом взяли тело, подняли над обрывом…

      Этя подошла к краю сама. Глаза смотрели вниз, там был он. Красивый, но мёртвый. Когда прозвучал выстрел, она не услышала и совсем не почувствовала боли.

      Они лежали рядом, а под ними шевелилась сырая земля и, тихо всхлипывая, хрипели младенцы.

      Солнце зашло за тучу, стало совсем темно…

      Быль 7.

      Мать в «Аду»

      Едва дочь скрылась за кустами, Хая закричала. Крик получился гортанным и не был похож на рыдания или страх. Так кричат раненые птицы. Ещё так плачут чайки над штормящим морем. Все оглянулись на неё. Хотя вокруг не смолкали причитания и стоны, её крик заглушил остальные. Женщины на какое-то время даже притихли…

      А она медленно начала оседать, сползать, словно по скользкой каменной скале, вниз. Руками Хая судорожно хваталась за воздух, ища в нём опору, спасительную верёвку, шанс, чтобы остановиться и не падать. Но не смогла, а только скользила и кричала. Вот она упала на мокрую траву и уткнулась в неё лицом. Там, в траве, она затихла и стала беззвучно плакать. Капли дождя по мокрым волосам стекали на щёки, смешивались со слезами и падали на землю.