День слепого Валентина. Галина Полынская

она встала на ноги и неловко выбралась из кабинки.

      На улице, среди шуршащих по снежно-слякотной дороге машин, среди хмельных, расплывающихся огней, смеющихся и курящих на ходу прохожих, Ирина растерянно топталась на одном месте и никак не могла сообразить, в какую сторону идти к метро. Пришлось спрашивать.

      Осторожно ступая по скользкому тротуару, Ирина побрела в указанном направлении. Купив карточку, и пройдя через турникет, она едва не упала на вяло ползущих ступеньках эскалатора – в тепле женщину совсем развезло. Расстегнув непослушными пальцами пуговицы дубленки, она размотала шарф и оттянула ворот свитера. Стало немного легче.

      Зайдя в вагон, Ирина присела на свободное место, и принялась разглядывать пассажиров. Отчего-то захотелось расспросить всех этих людей о том, счастливы ли они? Есть ли у них мужья-жены и не изменяют ли они, не уходят ли навсегда к кому-то другому…?

      Смахнув слезы, Ирина услышала название своей станции и едва успела выскочить из вагона.

      Уже подходя к своему дому, она увидела в окне четвертого этажа свет, это означало, что Павлик был дома. Его пассия жила на крошечной съемной квартирке вместе с бабкой, у которой мозги были полностью парализованы коммунизмом, и присутствие Павлика расценивалось как плевок общественной морали. Так что беглый муж был вынужден временами отдыхать от «призрака коммунизма» в тихой двухкомнатной квартирке вместе с экс-женой. Такие вечера были особенно мучительны для Ирины, каждый раз она надеялась, что Павлик ляжет спать с нею, а не на диване в зале, и утром никуда не уйдет. Но он вежливо желал ей спокойной ночи, стелил на диване и, если не уходил утром, то в обед – обязательно.

      Ирина вставила ключ в замочную скважину, но дверь открыть не смогла – она оказалась запертой изнутри. Ладони женщины закололи мелкие иголочки нехорошего предчувствия. Она резко надавила на кнопку звонка и не отпускала ее до тех пор, пока дверь не открыли. На пороге стоял Павлик в полурасстегнутой рубашке.

      – Можно войти? – процедила Ирина.

      – Да, конечно, – промямлил он и посторонился.

      Войдя в прихожую и положив розы на обувную тумбочку, Ирина сняла сапоги, дубленку и поискала взглядом свои тапочки. Их не было. За приоткрытой дверью спальни раздался какой-то шорох, и у Ирины потемнело в глазах. Она медленно развернулась к молчавшему Павлику и прошептала:

      – Она… там?!

      – Понимаешь, – проблеял он, – мы зашли ненадолго, просто, чтобы в тишине немного побыть, квартирная хозяйка совсем нас с ума сводит и вот… засиделись…

      – Нельзя быть таким жестоким, Паша, – еще тише произнесла Ирина и, прихватив розы, босиком прошла на кухню.

      Единственная вазочка, оказавшаяся там, была мала для длинных, холеных цветочных стеблей, но за большой хрустальной вазой пришлось бы идти в спальню, а там была эта… Поставив вазочку на обеденный столик, и прислонив розы к стене, она налила воды в чайник и зажгла газ. На кухне возник Павлик, его рубашка уже была заправлена в штаны,