А он не вернулся из боя. Николай Чергинец

видна голова колонны.

      Ишаки идут медленно, за каждым – один-два душмана. Впереди идут трое бандитов и о чем-то оживленно разговаривают.

      – Ишь ты, как разговорились, – чуть слышно произнес Бровиков. – Значит, нас не чувствуют.

      Он протянул руку к радисту и, взяв микрофон, тихо сказал:

      – Постарайтесь командиров взять живьем! – Возвратил микрофон, повернулся к проверяющим и почти шепотом сказал: – Хотя опознать, где у них главарь, а где просто душманы, трудно. Все одинаково одеты, а караван длинный, поди вычисли, кто есть кто.

      Услышав звук рации, Бровиков взял микрофон:

      – На связи.

      – Я тридцать третий, – услышал он голос командира первого взвода. – Направляю одно отделение вдоль тропы вперед.

      Андрей и сам видел, что без перестройки сил охватить караван по всей длине невозможно. Тихо ответил:

      – Действуйте предельно скрытно, каски в лучах солнца могут дать отблеск.

      А голова каравана уже входила в зону огня. Теперь надо дождаться, чтобы и хвост оказался под прицелом. Почти одновременно командиры доложили, что голова и хвост в зоне огня.

      Бровиков коротко, спокойно скомандовал:

      – Огонь!

      Заработали пулеметы и автоматы, гранаты не применялись. Бойцы вели огонь по живой силе, животных не трогали. Надо отдать должное противнику. Душманы словно дожидались атаки: все моментально оказались на земле и повели ответный огонь в обе стороны. Но в любом случае стало очевидно, что не менее половины живой силы было уничтожено. Десятки тел валялись на тропе без движения. Душманы вели огонь не целясь, били просто по сторонам.

      Бровиков взял мегафон и протянул его переводчику:

      – Прикажи им, чтобы они прекратили сопротивление, или все будут уничтожены.

      Переводчик, хорошо владея пушту, четко произнес требование сдаться. Советские солдаты по команде своих командиров прекратили огонь. Душманы в большинстве тоже перестали стрелять.

      Но одна пуля попала Бровикову в предплечье. Он почувствовал удар и боль, как от укуса шмеля.

      Вскоре огонь прекратился, и на протяжении всей колонны душманы один за другим стали вставать на ноги и поднимать руки. Морщась от боли, Бровиков через переводчика приказал им прижаться к правой стороне тропы, не опуская рук. Благо там от каравана до небольшой каменной россыпи, где укрывались десантники, всего метров десять. Солдаты быстро спускались к каравану и брали под прицел пленных. Замполит роты обратил внимание на расползающееся кровавое пятно на предплечье командира и воскликнул:

      – Командир! Ты ранен! – И как можно громче крикнул: – Врача к командиру!

      Бровиков почувствовал головокружение и присел на горячий от солнца валун. Тихо сказал заместителю:

      – Петров, командуй. Пленных обыскать, руки связать. Прикажи не допускать, чтобы животные разбежались. Доложи в батальон.

      Подбежали старший лейтенант и сержант – врач и медбрат. Они сняли с капитана гимнастерку