Мое советское детство. Шимун Врочек

Даже он не выдержал, а ведь он всегда был самым добрым из нас.

      – Желе! Много желе! – радостно поддержали девчонки.

      Жданов бросился к кустам, постоял, согнувшись. Он почти рыдал.

      – Гады! – закричал Жданчик из кустов. – Ненавижу вас всех!

      И неровной походкой, придерживая живот ладонями, убежал в сторону Лесозавода. Мы переглянулись.

      – Дураки, – сказала Юлька. – Чо его мучать-то?

      – Может, за ним? – сказал Макся. Даже его пробило.

      – Да, ладно, – сказал я неуверенно. – Побегает и вернется. Жданчик отходчивый.

      Хотя я уже не был в этом уверен. Грааль – штука жестокая. Обладание им меняет человека. Мы убедились в этом на собственном опыте.

      Молча и как-то понуро мы дошли до дома. Вечерело. Мы сидели во дворе на лавочке и уныло валяли дурака. Делать ничего не хотелось. Мы все чувствовали неясную, но отчетливую вину. "Да провались она, эта Сладкоежка", подумал я. "Зачем мы вообще туда ходили?"

      – Димка! – позвал меня вдруг Макся. – Зырь, кто идет!

      Я повернулся. Жданов вернулся. Он шел к лавочке – спокойный и умиротворенный. Его лицо было лицом человека, который услышал небесный "щелк" и почувствовал себя счастливым.

      Кажется, от него даже шло легкое сияние.

      Мы оторопели. Переглянулись и начали подниматься.

      – Жданчик, ты чего? – спросил я наконец.

      Жданчик шел к нам, ступая легко, как Будда по лепесткам роз.

      – Жданчик?

      – Я был на речке, искупался, – кротко сказал Жданов. – Баско так.

      Кажется, он обрел свой Грааль.

      29. Миллион дней

      Воспоминания. Цветные шарики.

      До слез обидно, что я не помню столько всего.

      Все забыл.

      И даже как мы с этим дурацким дельфином фотографировались.

      Раньше я не любил фотографии. В путешествии нужно запоминать впечатления, переживать, а не фотографировать все подряд, как одержимый. Вот как я говорил.

      Сейчас я понимаю, что память – чудовищно ненадежная штука. Чудовищно.

      Мне все время кажется, что я теряю воспоминания.

      Постоянно забываю.

      И фотографии, которые я так не любил, работают теперь как мнемонические ключи. Как указатели, где и что искать в огромной заброшенной пыльной библиотеке памяти, где гуляет гулкое эхо и нет другого света, кроме тусклого и слабого, что пробивается сквозь дыры в разрушенном потолке…

      Теперь я смотрю на фотографию с этим уродливым дельфином, и мне даже кажется, что я что-то помню.

      Черное море, где-то рядом с Адлером. Пасмурно и море было довольно холодное. Но я все равно выходил из воды, только качественно посинев.

      Мы жили на частной квартире в двух или трехэтажном доме, заросшем виноградной лозой. Сдавала комнату нам пожилая крупная женщина – помню ощущение ее присутствия. На балконе у нее лежали настоящие сокровища – старые книги. Толстенная книга со сказками братьев Гримм, от чтения которой у меня волосы стояли дыбом и по спине полз холодок (позже я узнал, что это были неадаптированные