– А они не желают нам помочь? – спросила графиня Клеманс, остановившись перевести дух.
– От костра нельзя отходить.
– Почему?
– Скоро увидишь.
Когда с уборкой было покончено, часть работников принялась заколачивать окна, вгоняя гвозди в остатки деревянных косяков. К костру стали собираться бродяги, но их тут же отгоняли. Они просились «лишь погреться», а сами так и норовили умыкнуть что-нибудь из пламени, забалтывая стоящих в обороне. Вскоре толчки шестами перестали их пугать, но один вид трости Каса с тяжёлым набалдашником, которым он невзначай похлопывал по ладони, вернул им благоразумие.
– Здесь совершенно не на что смотреть, уважаемые господа! – громко сказал он и претенциозно раскланялся, вызвав хохот обслуги. – Извольте посетить театр, оперу или куда вы там ходите каждый божий день. Уверяю – для таких искушённых зрителей наша постановка слишком слаба. Режиссёр из меня посредственный, хоть я и стараюсь.
Вскоре послали к старьёвщику за прогорклым жиром, выкупили весь и залили в костёр. Пламя взмыло выше человеческого роста, накрывая собой пожитки. Каспар выдал нескольким мужчинам с наскоро сделанными факелами пару жёлтых головок серы и, когда те скрылись внутри здания, обратился к женщинам:
– Успели! С ночлежкой покончено. Я поеду на кладбище, вы – ступайте домой и по дороге можете перекусить.
Клавдия обнаружила, что еле переставляет ноги. Под почерневшим потолком ей было страшно, воздуха не хватало и перед глазами всё тонуло в жёлто-красном шуме. Теперь от пережитого в теле поселилась противная дрожь. Заподозрив неладное, Томасин ослабила ремешки её маски.
– Удивительно, что ты вообще жива осталась. Ничего, расторопная.
– Куда мы идём?
– К пекарю, пока не закрылся. Клементина без своих булок жить не может.
Проулок встретил острой кошачьей вонью, смешанной с запахом горелого хлеба и липкой полутьмой. Клавдию и так мутило, а от вида треснувших тёмных корочек за захватанным стеклом витрины стало совсем тошно, и она поспешила отвлечься на колотящую в дверь Клеманс. Внутрь никого не пускали с самого первого дня, когда квартал сделали закрытым. Вскоре угрюмый пекарь с сажей на фартуке показался из своего убежища.
– Мне как обычно, – Клеманс высыпала монеты на ладонь, пекарь молниеносно сцапал столько, сколько счёл нужным.
– Вот это да! – Не удержалась Клавдия, увидев, с чем тот явился через минуту. – Десять су за крохотную булочку. А говорили, здесь нищий квартал. На ценнике в окне написано, что она стоит два. Или девушка должна тебе денег?
Тома оглянулась, отыскала глазами обрывок бумаги с цифрами.
– И правда, стоит два. Я-то не покупаю сласти, меня с них несёт как утку.
– Ты чего, пёс, с кручи упал?! – закипела Клеманс. – Так и знала, что обираешь меня!
Пекарь юркнул за дверь, не желая иметь дело с пудовыми кулаками Томы и когтями разъярённой