Ямово и его легенды. Повести и рассказы. Елена Мельникова

и вновь приехать в Ямово. На похоронах были лишь несколько односельчан – семья Теменя, отец Андрей да какие-то неразговорчивые старушки. Помню, на поминках я, глядя в суровые лица собравшихся, пыталась рассказать, как добра была эта женщина, как незаслуженно считали ее ведьмой, как много она сделала для меня и для моего Теменя… и расплакалась навзрыд.

      Поговаривали, что умерла она странно, что еще накануне видели, как ходила она за водой, бодрая, здоровая. А на другую ночь якобы видели яркий свет над ее избой. Прибежали, опасаясь пожара, вошли в незапертые ворота и застали ее мертвой в своей постели. Так и осталась эта смерть загадкой, но все были уверены в одном – без колдовства и наведения порчи здесь не обошлось. Как знать… Много было у нее врагов.

      Толстый черный кот перекочевал к Теменю – я вспомнила добрый совет бабки Аксиньи: «Хоть кошку, хоть собаку принеси ему…». Темень был счастлив. Думаю, и кот – тоже. Он раздобрел и целыми днями спал на батарее в его комнате. Иногда он привычно всхрапывал во сне, и мы с Теменем, переглянувшись, начинали смеяться.

      Многие советы бабки Аксиньи пригодились мне в жизни. А наши разговоры по душам накрепко врезались в память. В минуты отчаяния, когда и карты, и мои сны говорили мне о надвигающейся беде, я вспоминала ее слова: «Дурное предсказание – еще не приговор. То, что ты читаешь в картах, – самый возможный вариант развития событий. Но – не единственный! Все можно изменить, была бы воля…».

      Человек-волк

      Та зима выдалась лютой. Я доживала в Ямово последние месяцы, но еще не знала об этом, и на душе, как обычно перед бурей, было тихо, бестревожно. Я писала роман о человеке-волке, который очень страдал от своей раздвоенности и никак не мог решить, что ему ближе, – звериный облик, дающий свободу и одиночество, или обычная человеческая жизнь, в которой он – преуспевающий бизнесмен и любящий муж.

      Признаться, писалось мне легко. Иногда я засыпала, опустив голову на тетрадь, и во сне видела и своего героя, и его дальнейшую судьбу, будто это был мой хороший знакомый. К тому моменту я уже поняла: созданный силой воображения персонаж в один прекрасный миг начинает жить своей жизнью и моей воле подчиняется не всегда. Может ли он, к примеру, ударить своего обидчика, если так усердно, страницу за страницей, я внушаю читателю, что герой мой – человек апатичный, робкий и мягкий? Это выглядело бы фальшиво…

      Единственное, что мне никак не удавалось, – это сцена его смерти. Мне отчего-то представлялось, что он обязательно должен умереть в конце романа, как и подобает человеку (путь даже получеловеку), завершившему все земные дела, нашедшему свое предназначение и смысл существования.

      Я размышляла об этом дни напролет, и мои друзья пытались мне помочь, предлагая различные варианты последней сцены. Но это были их истории, и мозаика чужих мыслей в моей голове не складывалась воедино; я видела все смутно, неярко и даже не пыталась переложить эти истории на бумагу.

      Идеи почти всех моих повестей и романов рождались в Ямово. Сама атмосфера села,