– Сколько видишь? – вкрадчиво интересуюсь я, шевеля кончиками пальцев.
– Пять.
Сжимаю все, оставляя один. Средний.
– А теперь?
Глеб хихикает. Оценил.
– Как некультурно. Ты же девочка.
– Девочка считает до пяти и красиво уходит в закат. Попробуй успеть меня заинтересовать. Один, два…
– Это касается твоей сестры.
Ненавижу эту стерву.
– Сводную. Она мне не сестра. Три…
– Неважно. Мне нужна твоя помощь. Ты же всегда «за» ей насолить, я знаю. Да все знают.
– Четыре…
– Помоги затащить её в койку. Буду должен.
Пять так и не звучит… Ого. Чёрт какой. Смог-таки заинтересовать. Нет, неправильно выразилась. Скорее поразить. Поразить своей феноменальной тупостью. Да! Вот так будет вернее.
– Ты того? – многозначительно покручиваю пальцем у виска. – Кукушка от зашкаливающего эго поехала? Я похожа на сутенёршу?
– Да нет. Ты не так поняла…
– Да так я поняла, так. Ты больной озабоченный полудурок. Иди лечись.
Подхватываю вещи и болтающуюся на спинке стула сумку, рывком подрываясь из-за стола. Не буду ждать Анику с Борькой, догонят. Нахрен. От дебилов нужно держаться подальше. Вдруг это заразно и передаётся воздушно-капельным.
Нифига. Догоняет. Слышно, как топают по глухому полу коридора его найковские кроссы в три моих зарплаты. Приставучий мажоришка.
– Мальвина, стой! – из принципа игнорирую. – Мальвина! Параша… Тьфу, блин, прости… Покровская!
Торможу, без особого воодушевления оборачиваясь на голос.
– Параша – это то, куда я засуну твою башку, если ещё раз так меня назовёшь!
– Ладно, ладно. Прашечка, так лучше?
– Не лучше. Зови по фамилии. Это раздражает меньше всего.
Прасковья, Праша, Прашечка… Параша, чтоб её. Мамочка у меня огонь. Знала, как подгадить доченьке. Мне, конечно, очень приятно, что меня назвали в честь покойной прабабушки, но это имя в наше время как объявление на лбу крупными буквами: «тренировка чувства юмора, стеби сколько душе влезет. Грустный ослик всё вывезет. Выбора нет».
Народ и отжигает в меру своей соображалки. Самое распространённое конечно же: «Девушка Прасковья, из Подмосковья…». Каждый второй доморощенный ловелас считает своим долгом спеть эту серенаду. Но Глеб пошёл дальше и оказался ещё оригинальней, сыграв на других нотах. Мальвина, блин. Сам ты Буратино, поленом бы тебя по роже.
– Окей, Покровская, – примирительно вскидывает руки Глеб. Какой покладистый. Это потому что ему от меня что-то надо. Но надолго его не хватит. Снова начнёт обзываться. Собственно, одна из причин, почему он меня так раздражает. Я его не трогаю, хрен ли меня касаться? Хорош ж всё было! Год жили – не тужили, обоюдно не вспоминая друг о друге,