Девичьи игрушки. Андрей Чернецов

вокруг многомудрой птицы. При этом взгляд поэта отчего-то все время натыкался то на их округлые, тяжелые груди, так и норовившие прорвать тонкую сорочку, то на крепкие ягодицы, то на сноровистые руки… А еще ноздри щекотал острый запах молодых здоровых женских тел.

      Святые угодники. Что это с ним? Или давно не наведывался в веселый дом? Да, пожалуй, что и давненько. За этой Несторовой летописью обо всем на свете забудешь. И еще это зелено вино. Да пряное мясо с грибами…

      Не убраться ль от греха подальше наверх, почивать?

      Однако язык, как сам не свой, уже спрашивал:

      – Не угоститесь ли и вы со мной винцом?

      Молодки засмущались, стали косо поглядывать на хлопотавшего у стола брюнетки хозяина.

      – Уж больно оно забористое для нас, – жеманно ответствовала дева с голубой лентой. – Вот наливочки сладкой…

      – Так за чем дело стало? Несите!

      Глазом не успел моргнуть, как на столе появилась наливка. А к ней конфеты, засахаренные орешки и шанежки.

      Рыжебородый куда-то подевался. Акулька с Агафьей заметно осмелели. Сели по обе руки Ивана и принялись угощаться, не забывая и парня потчевать. Рюмка, другая…

      – Ну-ка, Проша, давай загадку! Только, чур, не про огурец!

      – Чур-р, не огу-рец, – проглотил очередного червяка ворон.

      Я р-рос, я выр-рос

      И на свет вылез,

      Но только я не весь внар-ружу оголился,

      Немного лишь с конца и кожи залупился.

      Когда ж совсем готов, тогда от молодиц,

      А паче от девиц…

      Любим живу от всех.

      Я есмь…

      Занялся сыром, не досказав.

      Пьяненькие девушки мелко захихикали. Одна из них словно невзначай положила руку на бедро молодого человека. По Ивану вмиг прошел пламень.

      – Ор-рех! – закусив, поведал разгадку Прохор.

      Агафья с Акулькой засмеялись во весь голос. Груди-мячики ходуном заходили под рубахами.

      Мимо их стола, презрительно фыркнув, проплыла брюнетка. Снова объявившийся бородач присветил ей шандалом, когда она стала подниматься по лестнице, ведущей наверх, в комнаты.

      – Акулька! – крикнул хозяин. – Проводи гостью дорогую!

      Голубая лента метнулась на зов. Алая, разомлев, оказалась на Ивановом плече. Глубокий вздох-всхлип. Щеку парня обдало жарким дыханием.

      – Дер-ржимся, воздер-ржимся и не ленимся! – пророкотал наставление преподобного Сергия Радонежского пернатый. – Воздер-ржимся!

      – Пора и мне на боковую, – отстранился от Агафьиных губ поэт. – Завтра рано вставать.

      Девушка накуксилась, будто у нее отобрали любимую вещицу. Но спорить не стала. Взяла со стола свечу и поманила за собой. Подхватив под мышку клетку с суровым блюстителем нравственности, господин копиист пошел за своей «путеводной звездою».

      Постель манила свежестью и чистотой. Простыни были тонкие, обшитые кружевами. Иван вспомнил, что В-ская губерния славилась этим искусством.

      Раздевшись до одних исподних штанов, парень обмылся над тазом, поливая сам себе из медного, тоже изрезанного арабскими