Маг в законе. Том 2. Генри Лайон Олди

истекая слюной и чувствуя себя мечом провидения!.. хватит!

      Прекрати.

      Не те годы; не та масть, чтобы гнать истерику.

      – Ай!

      – Простите, тхавади.

      – Ничего…

      Снова скрипнула дверь за спиной. На этот раз не тихо, не вкрадчиво – с уверенностью взвизгнули петли, которые давно пора велеть смазать, да все недосуг; с хозяйской небрежностью.

      Шаги.

      Тяжелые, медленные.

      Ближе.

      И сразу стало жарко. Все три твоих отражения заметались в трельяжных зеркалах, подернулись дымкой, хотя ты не двинулась с места, даже головой не пошевелила – ведь так, Княгиня?! – и в висках проснулись тайные птенцы, гулко расклевывая скорлупу хладнокровия. Что-то каркнула Кетеван; ты не расслышала, что именно. По сей день тебе не удавалось привыкнуть к его появлению. Старая, истрепанная жизнью баба! ветошь замасленная! Княгиня, Дама Бубен! – что с тобой?!

      Он подошел, склонился.

      Чужие губы легко коснулись твоей шеи, уколов щеточкой усов.

      – Как спалось, милочка?

      – Спасибо, тхавади…

      Ты ли спросила? – нет, не ты.

      Ты ли ответила? – да.

      «Спасибо, тхавади…»

      Князь Джандиери еще раз поцеловал тебя в затылок и отошел к окну.

      На дворе рождалась осень.

* * *

      Джандиери предложил тебе стать его женой еще тогда, в поезде «Севастополь – Харьков», в купе на двоих. Предложил коротко, по-деловому, но без оскорбительной усмешки. Сидя напротив, он чистил апельсин ножичком-брелоком; оранжевая кожица свивалась петлями и ложилась на столик. Ты смотрела, молчала и понимала: князь прав.

      Меньше всего это походило на объяснение в любви.

      – Понимаете, дорогая моя Раиса Сергеевна… Крыша – это не только особый контракт. Это еще и набор жизненных обстоятельств, способствующих незаметности. Или, наоборот, возможности быть все время на виду, что порой скрывает истинную подоплеку лучше шапки-невидимки. Вы понимаете меня?

      Ты понимала.

      Ты прекрасно его понимала.

      В дверь сунулся проводник: «Чайку-с? Чайку-с не желаете?» Липкие, реденькие волосы проводника были зачесаны поперек лысины, фуражка зажата в руке, и весь он, еще молодой, но насквозь пропахший нафталином и вагонными сквозняками, вызывал брезгливую жалость.

      «Чайку-с?.. э-э… Виноват-с!.. нижайше прошу…»

      Створка двери с лязгом вошла в предназначенную ей щель, будто меч в ножны.

      – С такими, как ваш гулящий ром, гораздо проще…

      Легкая досада аристократа, прерванного невпопад и обстоятельствами столь низкими, что гневаться на них бессмысленно, мелькнула в голосе Джандиери.

      Мелькнула и исчезла, как не бывало.

      – …Они малозаметны по самой сути своей. Даже когда пляшут, вдрызг расшлепывая сапоги ладонями. Господин Друц-Вишневский – человек толпы. Оформим бумаги, вид на жительство, назначим смотрителем училищных конюшен или еще кем, поселим в меблированных комнатах за