Бог бабочек. Юлия Пушкарева

что сам толком не понимаю. Но – почти в точку… Как ты о нём сказала? «Культурный герой»?

      – Да, есть такое понятие.

      – А что это значит? Объясни, пожалуйста. Если тебе не трудно. Я задаю кучу тупых вопросов, знаю! Как только заколупаю – говори.

      Прикладываешь руку к груди с прежним покаянным выражением: «я-провинциальное-быдло-но-мне-правда-очень-интересно-общаться-с-вами». Маска. Наверняка одна из многих. Я улыбаюсь.

      – Не заколупаешь. Культурный герой… Это тот, кто просвещает, учит. Кто приводит мир от хаоса к порядку. В мифах – это те герои, которые обучали чему-то людей, именно как Прометей. Когда люди хотели объяснить происхождение каких-нибудь явлений, присущих цивилизации, они говорили, что их изобрёл конкретный легендарный персонаж. Научил их строить дома, возделывать землю, подарил алфавит… В общем – обустроил человеческий мир, вывел его из дикости. Это понятие и в литературе используют, но уже как образ, конечно.

      Молчишь несколько секунд, потом киваешь и произносишь – чуть более гортанно-чувственным голосом, чем прежде:

      – Ты очень хорошо объясняешь. Как настоящий учитель.

      – Спасибо.

      Не краснеть, строго велю я себе. Я не Наденька, чтобы краснеть в ответ на такое. Я вообще не из тех, кого ты привык очаровывать (судя по всему: типаж школьного Казановы легко узнаваем). Но на щеках расцветает постыдный жар – яркий, как шиповник на фоне зелени. Я впервые радуюсь, что уже стемнело.

      – То есть, получается… культурный герой – это тот, кто учит людей, как надо жить? Проще говоря.

      – Да, что-то подобное.

      – И его не всегда за это наказывают, как Прометея?

      – Нет, не всегда. Чаще наоборот – прославляют.

      Снова странно улыбаешься.

      – Тогда ты права: это мне подходит. Люблю объяснять всяким дебилам, как надо и не надо делать… Правда, в Леште за это можно получить кое-что похлеще оков и орла, клюющего печень.

      Тоже улыбаюсь в ответ на твою шутку (в ней явно немало правды), но меня не отпускает липкая тревога. Ты любишь не просто объяснять – учить, наставлять, руководить. Решать за других. Раскладывать по полочкам. Это видно даже в том, как ловко ты управляешь разговором, предпочитая скорее говорить, чем слушать. Такие люди мне не близки.

      – А в литературе? Ты сказала, что такое и в литературе встречается. Не могла бы ты привести пример? Что-нибудь попроще, для быдла вроде меня.

      – Ты не похож на быдло. А пример… – (Одиссей? Робинзон Крузо? Революционеры Чернышевского? Всё – не совсем то. Качаю головой). – Нет, так с ходу не соображу.

      – Я вот подумал про Воланда из «Мастера и Маргариты». Он – выходит, как бы смесь этого культурного героя и дьявола, разве нет?

      Необычный – мягко говоря – взгляд на вещи. Смотрю на тебя в упор.

      – Почему?

      – Ну, он тоже учит людей. Показывает им, как надо жить. Причём очень ярко, харизматично… Но при этом остаётся дьяволом. – (Картинно вздыхаешь, поднося пальцы к губам; так итальянцы и французы восхищаются вкусным блюдом, изящной