Обалденика. Книга-состояние. Фаза вторая. Григорий Курлов

мог оторвать от нее глаз. Пришлось начинать с уха…

      Как ни странно, но именно в этот момент, пропуская все насмешки мимо ушей, Петя и достиг состояния Хозяйского. Пережитый в течение нескольких мгновений сильный, по роду переданный ужас перед тварью летучей словно придал нынешнему его состоянию особую глубину, будто маятник внутренний в другую сторону качнуло…

      Такого с ним еще не было – вроде как двое его стало. Один, смеющийся, будто со стороны на Петю смотрит, а другой и есть Петя, что и первого в себе так же ощущает. Первый – спокойный, со смехом легким за всем наблюдает, а второй Петя такой же, как всегда, – бывший нестарый старик, с бурчащим сейчас животом. И все ж не двое их, а один… такая вот петрушка… Странное, но занятное ощущение.

      Забавно очень Пете стало. А главное, глядел он, как Змей его окручивает, да запугивает всячески, и не окручивался, не запугивался, а напротив даже – веселость в себе ощутил.

      Горыныч же, отчего-то интерес к Пете утратив и будто даже забыв о нем, болтал одновременно в три головы.

      – …Приходят разные, хамят, – говорила одна, – на бой вызывают, а что?.. Я и не против. Каждый рыцарь – это семьдесят-восемьдесят килограммов хороших мясных консервов. Латы аккуратненько так отогнешь…

      – …И всю оставшуюся жизнь он видел летящий в него кирпич… – вспоминала о чем-то своем, приятном, другая голова.

      – …Ничего не понимаю!.. – говорила третья, ковыряя в носу когтистым толстым пальцем. – Впрочем, какая разница?..

      Неожиданно Горыныч замолчал весь и в шесть глаз уставился на Петю.

      – …А было у царя три сына… – неожиданно начал он говорить головою левою. – И послал их отец во двор. Наступил на грабли старший сын. И шандарахнула его рукоять промеж глаз ясных… Наступил на грабли средний сын. И туда же шандарахнула его рукоять та же… Пригорюнился тут младший сын… Да делать нечего…

      Петя слушал Змея вполуха, так как вновь ощутил странное – словно тысячи звонких голосков засмеялись в нем, то ли отзываясь на внутренний смех, то ли напротив – призывая и поддерживая его. Будто каждая клеточка стариковская превратилась в маленькую самозабвенно хохочущую рожицу.

      Длилось такое состояние совсем недолго, вспыхнув лишь на мгновенье смеющимся светлым пламенем.

      – Глупая сказка, – сказал Петя, возвращаясь к действительности и обрывая Змея на полуслове, – не про меня.

      – А вот это мы как раз и проверим, – прошипела средняя голова Горыныча. – Старуху тебе…

      Слушай сюда, Петя, – сказала она вдруг пронзительно. – Диктую большими буквами…

      Три желания моих выполнишь – твоя старуха. А нет если – то и ты моим станешь…

      Змей загоготал в три глотки, наполнив воздух смрадом перегарным, и добавил, глядя на Петю уже откровенно кровожадно:

      – Одна голова хорошо, конешно, но без нее смешнее как-то…

      – Вот тебе мое первое желание, – сказал Горыныч. – Подарок хочу. Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Во как…

      Он