У ночи длинная тень. Ольга Александровна Коренева

надо выпить.

      Она поставила на стол два фужера, достала из холодильника бутылку.

      – Угощу тебя коктейлем. Собственным, – прибавила она. – Да ты садись.

      Оскар потягивал какой-то сок, чуть отдающий слабеньким вином. И, освоившись, рассказывал Ларисе:

      – Понимаешь, ну чего терять два года? Вот мы и решили за это время подготовиться в институт, – он стряхнул пепел и оставил тлеющую сигарету на краю пепельницы. – Я и Володька Новиков. Оба москвичи, одногодки, койки рядом. Чтобы ни одного слова между собой по-русски, а только по-английски, и так все два года. Чуешь?

      – Чую, – усмехнулась Лариса. – Ай, молодцы! А что начальство?

      – А что начальство! Поддержало, поставила в пример другим: вот, мол, ребята не теряют времени… На второй год – такое постоянство – сам инженер-капитан занимался с нами. В общем, выдержали железно. За два года ни слова по-русски между собой… Володька уже поступил в МГИМО, в Институт международных отношений. А я, ты же знаешь, немножко опоздал…

      – Ну ты будешь сдавать-то?

      В тот день Лариса говорила с ним очень уж свойски, как-то слишком уж ласково. Чокнулась с ним даже… «За успех»… Правда, в этом чоке и в четком ее голоске звенела обычная ее насмешечка, которую он знал с детства («ну-ка, мальчик, помоги!») Но тут она впервые увидела в нем мужчину, а не мальчика. «Будешь сдавать-то?» – спросила она тогда, и это звучало по-настоящему дружески.

      – В августе. А как же. Скорей всего, на вечерний.

      – Ну, давай, – ответила она. – Если надо, Толик тебе поможет.

      Она повернулась к нему спиной и потянулась за кухонным полотенцем – высоко на веревке. Из-под короткого халатика выглянуло кружево черной комбинации. Она потянулась еще выше, Оскар заметил ободок чулка с пристегнутой резинкой. Мухин сам долил себе коктейль из бутылки, залпом выпил. Впрочем, Ларисин коктейль был ненамного крепче фруктового сока.

      – Ну как, понравилось? Обернулась она и взглянула на пустую бутылку. А голосок звенел лукаво и насмешливо.

      Потом она убирала фужеры и протирала их полотенцем, потом они совсем близко друг к другу стояли в другой комнате и Лариса, чуть нагнувшись над зеркалом, поправляла волосы. Зачем-то ей вздумалось ворошить и его, Оскаровы, лохмы на макушке – у него аж мурашки пробежали по позвоночнику. Он обнял ее, она резко отстранилась, но голову ему тут же затуманил ее неземной и дохлый настой духов, он потянул ее на диван.

      Она всерьез рассердилась. Вырвалась и ушла на кухню.

      Когда Мухин выходил, пристыжено и бесшумно, из ее квартиры, Лариса крикнула ему из кухни весело:

      – Так знай, Толик поможет, если надо. Ты не стесняйся…

      День, как всегда, идет своим ленивым летним и незаметно молниеносным ходом. Солнце катится по небу с действительно устрашающей быстротой: только с утра расположился у реки – уже полдень, малость позагорал на песочке – уже вечер.

      Появляется Лариса:

      – Оскар, ты на тот берег поплывешь?

      – Угу, – мычит Мухин затылком к Ларисе. Он нарочно не поворачивает