Практика лунных дней, или Луна от сердца к сердцу. Алексей Викторович Кривошеев

сущее, оно как Целое живет жизнь свою, оно личность. Всё это, все цепочки событий. Ведь лучик сквозь стекло в моем детстве – это ведь и мои мама с папой, бабушка с дедушкой, и мой дом, и те, кто его построил, и те, кто их родил и воспитал, и сама Земля, и Солнце, звезда, пославшая этот луч, и Солнечная система, и наша галактика, и наша Вселенная, в которой наша галактика крупица, и другие Вселенные и т.д. Всё это – вот эта самая Личность. И она живет свою жизнь, и я – тоже Её жизнь, жизнь этой Личность – Все-Вышнего. Я увидел Всевышнего, осознал Его жизнь.

      Даже окружающий мир остановился и замер в этом переживании. Он уже не жил своими мириадами отдельных жизней – крупицами пыли в воздухе, копошащимися букашками и червяками, лепестками, листьями деревьев, каплями воды, порывами ветра, Солнцем, месяцем, языками пламени, пеплом и т.п. Все это на это время вдруг осознало себя не только собой, но и чем-то высшим. И понятно стало, почему Все-Вышний, русский язык хорошо передает. Вот эта локальная часть пространства жила этой высшей жизнью этой высшей личности.

      Я уже просто ничего не делал. Я лег прямо у кострища, подложив под голову чурбачок и лежал, пребывая в этом состоянии. Искал какие-то свои параллели, какие-то зацепки пытался сформировать в сознании, чтобы запомнить хоть что-то из этого всего. И заметил, что все это у меня больше всего откликается золотой осенью, нашей сибирской золотой осенью, временем Световита, его светом, цветом Неба времени золотой осени, запахом того леса. Вот то погранично-исчезающее Световитовское время.

      Еще, что удивительно, это пепел. Во-первых, он стал в конце чисто белым. Мягкий, нежный, исчезающий. Я собрал себе немного этого вибхути, пока он не исчез совсем. Во-вторых, к вечеру и он исчез, ничего не осталось, только старые черные угли от кострища, которое на этом месте жгли до меня родственники. Интересно, что они даже не догорели в моем костре. Хотя дрова те же самые, из одной поленницы. И к вечеру как и не было моего кострища на этом месте, даже пепла не осталось…

      После церемонии я на сильном уже измоте физического тела, а высшими телами продолжая пребывать и жить с Ним, Им, или Он мной, пошел на 2 этаж, лег и попробовал уснуть. Но я не смог уснуть. Из высших тел состояние начало осаждаться и я увидел, прямо именно увидел, что ОНИ ВСЕ ЖИВЫ, и что СМЕРТИ НЕТ. И тут меня просто пробило на рыдания, безостановочное рыдание, ни от горести, ни от радости, просто как реакция на это осаждение и сопутствующие ему открытия, впитывание состояния телами. Все живы. И тётя Люба, и бабушка, и дедушка, и дядя Толя, и тетя Люда, и дядя Вова, все-все. Они все живы. И кто ушел, и кто не пришел еще. И не так, что они, умершие, меня где-то ждут, нет, я не могу этого выразить словами, это осознание. Единственное, что я могу сказать, и повторял постоянно тогда, как мантру: ОНИ ВСЕ ЖИВЫ и СМЕРТИ НЕТ.

      Потом я увидел, что НИЧЕГО НЕ БЫЛО, в том же смысле. Юрка не вырос и не уехал, Наташа никогда не уходила, мои дети никогда не были со мной в разлуке, и дальше, дальше, не было ничего, ни "плохого", ни "хорошего", не было именно в том глубинном смысле.

      Всё это шло,