Большая книга ужасов. Прогулка в мир тьмы. Светлана Ольшевская

доме. Когда ни приди, тут убрано, светло и уютно, и не проходит ощущение праздника. Еще и угостят всегда чем-то вкусным собственноручного приготовления. Даже как-то не верится, что и здесь бывают проблемы и неприятности, да что там – банальные будни с этим домом никак не вяжутся.

      – Привет! – я шагнула через порог. – У тебя, смотрю, кошка новенькая?

      – Это кот, разве не видишь?

      – Как? У него на лбу не написано.

      – Ну, их и по мордочке различить можно, – улыбнулась Лилька, запирая дверь.

      Она различит, я не сомневалась. Все, кто знал Лильку и ее любовь к животным, давно сошлись во мнении – она станет замечательным ветеринаром и, по сути, уже им стала. Моя подруга вообще была очень доброй и сердобольной. Все три кошки – то есть теперь уже четыре – были принесены в дом при разных трагических обстоятельствах. А еще было много котят, найденных, вылеченных и пристроенных в добрые руки…

      – Ты-то, конечно, различишь, – я погладила новенького, который терся о мои ноги и, оставляя на моих черных штанах многочисленные белые шерстинки, громко и басовито мурлыкал. – Ну и трактор он у тебя!

      – Вот как я его назову! – радостно подняла палец Лилька. – А то папа зовет его Слонопотамом…

      Мы переглянулись и засмеялись – Лилька беззвучно, а я вслух.

      – Тише, тише, – она прижала палец к губам и покосилась на дверь в гостиную. – Не смейся громко. У нас тут день скорби сегодня.

      – По какому поводу?

      – Ох, горе случилось великое! – Лилька иронично закатила глаза и воздела руки к потолку, а потом хмыкнула: – Сейчас сама увидишь.

      Вся компания обнаружилась в гостиной. Несмотря на бойкую песенку какой-то смутно знакомой мне группы, негромко льющуюся из колонок, атмосфера здесь царила такая, будто на столе стоял не помятый торт, от которого расходились по скатерти кремовые следы кошачьих лап, а как минимум гроб.

      Ребята вразнобой поздоровались со мной унылыми голосами.

      Я переступила через большой полиэтиленовый пакет, зачем-то стоявший в дверях, и огляделась в поисках эпицентра этой вселенской печали. Ну так и есть. Наташа Кремнева сидела на диване с трагической миной на лице, губки сердито поджаты, на ресницах повисла слезинка. Ее обожатель Колька Шаров – в обычной жизни хулиган, но в присутствии Наташки ее верный рыцарь – увивался рядом, пытаясь утешить свою ненаглядную. Но эффект получался обратный. На лицах остальных, когда они поворачивались к Кремневой, было скорбно-сочувствующее выражение.

      Так, и что за трагедия века? В последний раз я нечто подобное наблюдала, когда Колька, решив помочь Наташке по дому, прожег утюгом ее брюки.

      – Всем привет! – как можно веселее сказала я. – У вас тут что – панихида по бесславно сгинувшему торту? Может, вам сообразно ситуации лучше включить похоронный марш?

      Наташка вскинулась, посмотрела на меня так, будто я произнесла величайшее кощунство. Колька, отвернувшись, широко заулыбался, а Егор Рюшин, его закадычный приятель и соучастник всех безобразий,