Миссис По. Линн Каллен

муж-то Старой Марты?

      Он подбоченился, насмешливо изображая протест.

      – К вашему сведению: у мужа Старой Марты в молодости была дама сердца в Маунт-Верноне, на другом берегу Потомака. Жена его лучшего друга.

      – Так, может, это Старой Марте совсем не хотелось улыбаться?

      Он усмехнулся, и я почувствовала себя остроумной.

      – Вот вы так думаете, но, между прочим, Старая Марта в ту пору с ума по нему сходила. Как и множество других женщин. Они боролись за право танцевать с ним и локтями прокладывали себе путь, чтоб пожать ему руку.

      – Даже несмотря на то, что он не улыбался?

      – Может быть, именно поэтому. Женщины любят таинственных, обуреваемых думами мужчин.

      – Я не люблю.

      Он засмеялся.

      – Тем лучше для вас. Тогда вы, возможно, не будете разочарованы, узнав, что Лихой Джордж на этом портрете не улыбается потому, что во рту слева у него отсутствуют зубы.

      – Бедный Джордж.

      – Действительно, бедный Джордж. Его новая вставная челюсть была просто ужасна. Такое впечатление, что дантист не смог как следует подогнать ее.

      – Ого, – протянула руку я, – так вы крупный специалист по мистеру Вашингтону и его стоматологическим проблемам, мистер…

      Он мягко пожал мои обтянутые перчаткой пальцы.

      – Осгуд. Сэмюэл Осгуд. А вы?..

      – Френсис Локк.

      – Приятно познакомиться, мисс Локк. Со всей серьезностью заявляю, что я вовсе не эксперт ни по мистеру Вашингтону, ни по его проблемам с зубами, ни по его возлюбленным. Я просто провел небольшое исследование, потому что мне нужно было узнать, почему на картине Стюарта нижняя челюсть президента кажется такой уродливой. – Он окинул долгим взглядом оригинальный портрет. – Стюарт не стал бы писать такую натянутую улыбку, если бы Вашингтон не улыбался так на самом деле. Если вы еще не поняли, скажу, что Гилберт Стюарт – мой герой.

      Я как следует разглядела его репродукцию.

      – Ваша копия просто совершенна.

      – Вам, наверно, любопытно, каковы мои собственные картины. Удаются ли они мне так же хорошо, как копии работ мастеров.

      – Вовсе нет, – смеясь, возразила я, хотя он абсолютно верно отгадал мои мысли.

      – Не могли бы вы одолжить мне свой блокнот и карандаш? Пожалуйста.

      Я выполнила его просьбу. Он окинул изучающим взглядом мое лицо, а потом уставился мне в глаза. Когда я внутренне сжалась под его пристальным взглядом, он поднял карандаш, измеряя им пропорции моего лица, сделал несколько пометок и начал быстро-быстро рисовать. За то время, которое мне требовалось, чтоб перед сном расчесать и заплести волосы, он закончил набросок и перевернул блокнот. Я увидела прекрасный карандашный портрет, передающий даже сомнение в моих глазах.

      – У меня в самом деле такой скептический вид?

      Он только улыбнулся.

      – Этот портрет нужно показать моей семье. Домашние постоянно ставят мне в вину возмутительную импульсивность, но я не настолько импульсивна, чтобы притащить в дом бродячую собаку, или кормить на задворках бездомных кошек, или потратить все