Горькое лекарство. Ирина Градова

когда каждый перебивался, как мог, у родителей не было возможности давать ей карманные деньги, и, начиная со второго курса, Алле приходилось подрабатывать в суде секретарем. Платили копейки, но жаловаться грех – она многому там научилась. Зарплату тратила на книги, походы в кино и – обязательно раз в неделю на посещение кафе. Она едва наскребала на одно-единственное пирожное и чашку кофе или чая… Сейчас того кафе уже нет, а Алла, если бы хотела, каждый день могла бы заказывать по торту, только вот теперь ей это совершенно не нужно. Удивительно, как мало человеку необходимо в юности, и каким требовательным он становится с годами! И эта требовательность, очевидно, лишает его способности быть счастливым.

      – Ты будешь эту «корзиночку»? – спросила Алла, отрываясь от созерцания парочки и плотоядно разглядывая воздушное пирожное с бело-розовым сливочным кремом и увенчанное вишенкой в окружении долек абрикоса.

      – Вот это другой разговор, подруга! – обрадовалась Марина. – Вовчик, поди-ка сюда!

* * *

      Сидя на бревне, Мономах не отрываясь глядел на свинцово-серую гладь воды. Где-то вдали раздавался радостный лай Жука, громадного ирландского волкодава. Когда-то привезенный маленьким щенком, пес стал постоянным спутником и лучшим другом отца. Сейчас, видимо, пес заприметил белку, загнал ее на дерево и теперь скачет вокруг, жалея, что не умеет летать или хотя бы лазать так же здорово, как этот маленький пушистый зверек.

      Мономах любил это озеро, со всех сторон окруженное деревьями, уже покрывающимися зеленым налетом, который вскоре, при условии теплой погоды, превратится в яркую, свежую весеннюю листву. Собственно, это озеро и стало причиной, по которой Мономах выбрал тут участок для дома. Артем тогда находился на сборах и предоставил отцу решать, где лучше выстроить загородное жилище, и с тех пор ни тот, ни другой ни разу не пожалели о таком выборе.

      В голове Мономаха лениво плавали невеселые мысли, наползая одна на другую, словно облака, заслоняя друг друга и не позволяя сосредоточиться на чем-то одном. Он думал о Муратове, который избежал справедливого наказания и теперь, скорее всего, неплохо устроится в какой-нибудь частной клинике на руководящей должности – похоже, у него сильные покровители. Такие, которые способны заткнуть за пояс даже такого человека, как Кайсаров!

      Мономах думал о несчастной погибшей медсестре. Не столько, правда, о ней самой, сколько о тех, кого она оставила – бабушке, сыне и сестре-инвалиде. Как они без нее, без ее заработка и заботы?

      А еще он не мог не думать о себе – о том, насколько сильно следователь Никифоров желает засадить его за решетку. Здравый смысл твердил, что этого не случится, ведь он, Мономах, не причастен к убийству, однако тревожный червячок сомнения не давал успокоиться: а вдруг все же?..

      – Владимир Всеволодович, вот вы где!

      Он едва не свалился с бревна – настолько не ожидал услышать этот голос в данный момент: перед ним, улыбаясь, стояла Суркова. Ее левая рука покоилась на холке Жука, сжимавшего в пасти длиннющий дрын.

      – Сархат сказал, что вы пошли гулять с собакой, и я вспомнила,