Сброд. Влад Райбер

врач и попросил прийти в больницу для беседы.

      Пожилому лысоватому доктору было не в первой сообщать родственникам плохие новости, но молодого человека он решил пощадить. Всё-таки у тридцатилетнего Никишина никого, кроме матери, не было. Врач долго и запутано что-то объяснял, изображал сочувствие. В конце концов Егору это надоело, и он призвал старика не ходить вокруг да около.

      Врач выдохнул и сказал, что у матери Никишина вся передняя часть мозга – это сплошная опухоль, и странно то, что она всё ещё может вставать и передвигаться на своих ногах. Жить ей осталось не больше двух месяцев – так сказал доктор. А на самом деле пока он всё это объяснял, дорогая матушка Егора уже скончалась в своей палате. Об этом Никишину сообщили уже по телефону, как только он вернулся домой из больницы.

      Теперь Егор знал, что мать больше никогда не вернётся домой. Это было чувство… чувство тревоги, граничащее с восторгом. Он не мог поверить в то, что произошло. Он не мог и представить, что однажды будет жить в мире, где нет его матери. Не мог и мечтать?

      Были похороны. Приехали родственники издалека. Все сочувствовали Егору, просили его держаться, не падать духом. Были те, кто советовали начинать новую жизнь: поскорее жениться и завести детей. Старухи нагнетали, выли, плакали. Сам Никишин и на похоронах, и на поминках был с пустым лицом. Ему только хотелось, чтобы это всё поскорее закончилось.

      А когда всё улеглось и родственники разъехались, Егор арендовал восьмикубовый мусорный бункер на сбережения матери. И целый день таскал из дома хлам. Разобранная мебель, старые тряпки, стопки журналов и газет – всё летело в бункер без разбора, и когда он наполнился доверху, его отвезли на свалку. А потом бункер привезли снова, и Никишин кидал, кидал, кидал… Дом постепенно становился каким Егор хотел его видеть: пустым и просторным. Когда не такие уж и большие комнаты освободились от ненужных вещей, они стали казаться Никишину дворцовыми залами.

      Егор сам сделал ремонт. Он работал маляром и кое-чего в этом смыслил. Одиночеством Никишин наслаждался ровно год: много читал, слушал музыку так громко, как ему хотелось. Ненавистные грядки и цветник он перекопал и засеял травой. Теперь он просто подстригал газон, как видел это в кино.

      На годовщину смерти матери Егор опрокинул две рюмки водки и впервые заплакал. «Какая же тоска без тебя, мама!», – он сказал это вслух и сам испугался, будто мать могла услышать и вернуться.

      В том же месяце Егор познакомился с женщиной. Сначала встречался, а потом позвал к себе и прожил с ней три года. Вот так запросто. Она ушла от него сама, и Егор не жалел. Эта женщина была такая серая, такая невзрачная, такая сухая и скучная, что Никишин в какой-то момент просто перестал обращать на неё внимание. О ней и вспомнить-то было нечего.

      Но этот опыт был полезен: Егор понял, что должен встретить ту, которую полюбит. При этом он держал в голове образ своей одноклассницы. Первой девушки, что показалась