Место Снов. Эдуард Веркин

за ноги, напрягся и с трудом вывернул его наружу.

      Ляжка был без сознания. Зимин пнул его в бок, но Ляжка не прореагировал. Зимин принялся вспоминать, что надо делать в таких ситуациях, но ничего, кроме дыхания рот в рот, ему на ум не приходило. В подобных случаях герои кинофильмов кололи в сердце адреналин, били полупокойников электрошоком и кричали «не оставляй меня, сволочь». Адреналина со шприцем у Зимина не имелось, электрошока тоже.

      – Не оставляй меня, сволочь! – нерешительно крикнул Зимин, но никакого эффекта на Ляжку это не произвело.

      Оставалось искусственное дыхание.

      Зимин плюнул.

      – Не, барбос, – сказал он. – Целовать я тебя не буду. Сам себя целуй.

      Но потом Зимин вспомнил мать Ляжки.

      Мать Ляжки была несчастной женщиной, это было по ней здорово видно. Ляжка же являлся ее единственной отрадой в жизни и опорой ее старости. Именно Ляжка должен был поднести ей кружку воды в последний момент и вызвать команду из крематория.

      Однажды мать Ляжки выручила Зимина – на него напали незнакомые хулиганы из соседнего района, а мать Ляжки вызвала милицию. А прошлым летом, когда они уезжали в деревню, Зимин встретил мать Ляжки на вокзале. Она мыла полы в кассовом зале и в туалетах, Зимин кивнул ей, но она сделала вид, что его не узнала.

      И вот, глядя на тело ее безжизненного сына, Зимин пожалел эту несчастную женщину, проникся состраданием к ее безрадостной судьбе и сказал:

      – Ладно уж, хрен с вами, золотые рыбки.

      Зимин огляделся, никого вокруг не было.

      – Вот бы уж никогда не подумал…

      Зимин опустился на колени, набрал в легкие побольше воздуха, еще раз плюнул, прижался к губам Ляжки и выдохнул. А потом для верности стукнул кулаком в область ляжкиного сердца.

      На третий удар Ляжка зашевелился и попытался обнять Зимина.

      – Ты чего, придурок! – Зимин отскочил. – Я не твоя сестра!

      – Где я? – Ляжка выплюнул песок и сел. – Где?

      – Добро пожаловать в сон. – Зимин плюнул, вытер губы рукавом, затем плюнул еще раз.

      – Это сон? – переспросил Ляжка.

      – Да, баклан, это сон. Не самый приятный, правда…

      Зимин поднялся на ноги и осмотрелся основательнее.

      Пустыня простиралась и направо, и налево, и впереди тоже была пустыня. И пустыня эта наводила грусть. За спиной пустыни не было, там были горы, но не рядом, в нескольких километрах. Метрах в двухстах торчал накренившийся столб. Не простой столб, не телеграфный, а верстовой. Крашенный в черно-белую косую полоску. С поперечным куда-то указателем.

      Совсем как в фильмах по книжкам Гоголя, подумал Зимин. Интересно…

      – Ты чо, подсыпал мне что-нибудь? – перебил мысли Ляжка. – Или что…

      – Это твой диск поганый подсыпал, – ответил Зимин. – Едва запустили, как бах – и тут!

      – Возвращай меня назад, – сказал Ляжка. – Давай, давай, быстро! Быстро!

      – Чего? – не понял Зимин.

      – Давай назад, – Ляжка вскочил на ноги и принял грозный вид. – Давай, возвращай!

      Зимин промолчал.

      – Возвращай! –