В паутине страсти. Маргарита Ройсс

молча дуться на гражданского мужа.

      Негативные настроения накапливались, тяготя Юльку, в особенности в вечерние часы, перед сном. Ощущение непринятия и нелюбви, излучаемых Алексеем, копились из года в год, а в особенности именно в последние три-четыре года.

      И если уж она решила заняться танцами и вообще спортом, то ей приятнее было думать, что она делает это для себя, а не для него, вооружившись собственным рвением к совершенству и хорошему настроению, а не из-под палки, под давлением критики и недовольства.

      Вот если бы он как-то к ней подход нашел – не с помощью критики и кнута, а, наоборот, с помощью комплиментов и пряников, она бы подумала… А у него в каждой ложке меда находилась бочка дегтя. Делая ей какой-нибудь комплимент, Леша не мог удержаться от комментариев иного, более негативного рода:

      – Это пальто тебе так идет! Это ведь я его для тебя выбрал! Но вот если бы ты носила его с высокими каблуками, было б лучше. Но ты же не хочешь… (Юлька после таких слов, и правда, уже не хотела доставать туфли на каблуках и сразу вспоминала свою маму, которая говорила ей, что у нее вкуса нет и никогда не будет и она сама себе выбрать красивые вещи не в состоянии).

      – Тебя если накрасить, то ты красивее будешь.., вот мои коллеги-девушки на работе красятся очень красиво, лицо становится гораздо выразительнее. Куда бы тебя отправить, чтоб тебя там хоть научили, как так краситься? – в задумчивости произносил он, критически глядя на Юльку, которая будучи уже в возрасте за 30 любила порой выйти из дома совершенно ненакрашенной, потому что благодаря генам мамы выглядела моложе своих лет.

      Юльке было обидно слышать сравнения себя с другими женщинами, при том, что сравнения эти были не в ее пользу: «Он не ценит мой моложавый вид, желая всех грести под одну гребенку и видеть ее в образе современной женщины-киборга, как она их называла: с накладными ресницами-ногтями-волосами, накаченными губами-грудями-попами (и половыми губами, кстати, – сейчас это на пике моды, как прочла Юлька в глянцевом журнале), удаленными комочками Биша… и что там еще они делают?

      – Это платье красивое. Но… Его тоже с высокими каблуками надо носить, а ты ж не хочешь… Ты в этом плане безнадежна…

      Юлька думала: «Да почему же не ношу, я бы с удовольствием надела, если бегом по делам не бежать, но теперь, после этих слов как надеть? Ты же уже сказал, что я безнадежна…».

      И сразу все падало внутри, и ничего вообще не хотелось…

      Юлька в глубине души понимала, что Леша как лучше хочет – ему было бы приятно, если бы она стала фитоняшкой (желательно, по воле волшебства, в один миг) и при этом именно для него, потому что он так хочет, потому что он ей так сказал. Но она, поддаваясь духу противоречия, за который ее ругала еще мама в детские годы, заявляла, что ей это не нужно и призывала его любить ее такой, какая она есть. Как она его любит.

      – Я и так стройная. Я и так красивая. И не поменялась с момента, как ты меня выбрал. Да, несовершенная, но ведь и ты не идеал?! А если ты недоволен, значит,