Бородинское знамение. Васса Царенкова

опасался дождя.

      На заднем сиденье пошмыгивала носом Кира. Ей предстояли скучнейшие летние каникулы. В деревне Горки. У бабушки Варвары Нефедовны. Без интернета, без подруг и, разумеется, без Него. В последний день учебного года Он сказал, что остается в Москве на все лето. Не ей, конечно, сказал, но она услышала. Теперь они увидятся только первого сентября, в седьмом классе, и неизвестно, что за это время произойдет в Его жизни. В ее-то жизни вряд ли случится какое-нибудь выдающееся событие. А все отец!

      Петр Егорович опустил стекло со стороны водителя и закурил. Возможно, он поступил неправильно, выдернув дочку из Москвы и даже не предложив ей провести остаток лета с другой бабушкой – Антониной Авдеевной. С тещей Петр состоял в прекрасных отношениях: он регулярно справлялся о ее здоровье и интересовался, не требуется ли ей какая-нибудь мужская помощь, а Антонина Авдеевна на все расспросы отвечала, что здорова, сердечно благодарила за предложение и тактично отказывалась. Но с Кирой у Антонины Авдеевны сложились скорее прохладные отношения, без особой привязанности. Перед отъездом в Горки Петр успел заскочить к теще, завезти ей дочкину орхидею и на всякий случай оставить письмо для Киры. Он знал, что на Антонину Авдеевну можно положиться: цветок она будет поливать, а письмо вскрывать ей незачем, она и так в курсе дела.

      В Горках, у бабушки с отцовской стороны, Кира бывала редко, наездами, когда у Петра выдавалась пара лишних выходных. Зная, сколько в свое время пришлось Варваре Нефедовне потратить сил на старшую внучку – Татьяну, дочь Семена – Петр щадил мать, не обременяя ее Кирой. В те дни, когда Петр завозил Киру в Горки, девочка отсиживалась в доме, отказываясь резвиться с местными ребятишками. Однако, став постарше, она активно переписывалась с Варварой Нефедовной, поздравляла с праздниками, была в курсе деревенских новостей и знала по именам всех, с кем рос, учился и общался в молодости ее папа. Особенным пиететом у нее пользовался дед Лукьянов по прозвищу Пал Палыч Самый Старший – колоритный персонаж бабушкиных писем, помогавший старушке по хозяйству и вечно сетовавший на отсутствие ее взрослых сыновей.

      Конечно, нехорошо получилось. Петр чувствовал себя ужасно виноватым, что обманул ожидания дочери. Его храбрая Кира почти никогда не плакала, не капризничала. Отца встревожило и то, что сквозь слезы дочь бормотала какие-то робкие признания, повторяя: «Ты не понимаешь… Он тоже… Он тоже остался в Москве на лето!». Кто такой этот «он», Петр не допытывался – подобными чувствами девочке лучше бы делиться с матерью. Да где уж тут… Он нервно затягивался, чаще, чем обычно, чтобы не дымить в сторону Киры. А если на этот раз не получится? Если он не справится? Не сумеет вернуться вовремя? Что с ней будет тогда?

      – Кира! – Петр прокашлялся. – Кир! Не холодно? Окно закрыть?

      Он поискал глазами дочуркин взгляд в зеркале заднего вида. Его всегда поражало, что Кира считает себя дурнушкой. Отцу нравилось смотреть на ее открытое лицо с правильными чертами, светлые волосы (подстриженные много короче, чем с отцовской точки зрения должна носить девочка), черные брови и гагатовые глаза. Верно говорят – вылитая мать!

      Дочь свернулась калачиком и сделала вид, что не слышит. Петр закрыл окно и попытался прибавить газу, но то был самый кошмарный участок дороги, и «субару» нервно запрыгала на ухабах. Кира охнула, едва не слетев с сиденья, и снова села как положено. Ехать оставалось около сорока минут. Если не пойдет дождь…

      Дом стоял неосвещенный. Дождь кончился, не успев начаться. Небо расчистилось, и проступили звезды. Петр зарулил во двор, подивился тому, что не слышно привычного хриплого лая Дружка, и, заглушив мотор, выбрался из машины. Теперь, когда он выключил фары, окружающее стало четче, из темноты проступили яблони, куст отцветшей сирени, ростки на грядках… Он запнулся и чуть не свалился в огромную клумбу с пионами – огромными белыми, розовыми и темно-фиолетовыми цветами, источавшими невообразимый аромат. Петр потянулся, вдыхая прохладный свежий запах, и поднял лицо к небу. Ему вдруг отчаянно захотелось закричать, запрыгать, замахать руками. Позвать во весь голос. Ее – единственно любимую: «Лариса! Лара! Ларочка! Я здесь! Я тут! Вот он я! Привет!» Но это могло бы потревожить мать, она, наверное, спит…

      – Петя! – послышался громкий шепот со стороны дома. – Петруша, ты? Приехали? Кируня где? А?

      Разворачиваясь «к лесу задом, к избе передом», Петр Егорович все-таки напоследок махнул звездному небу, а потом шагнул к порогу и крепко обнял мать.

      – Ну, здравствуй, здравствуй, сынок! – Варвара Нефедовна похлопала его по спине. – А внучка-то где?

      – Уснула в машине.

      Кира не проснулась, когда отец осторожно вытащил ее из машины и перенес в дом. Она не слышала, о чем взрослые до рассвета переговаривались за столом. Не слышала, как на рассвете отец завел автомобиль и уехал. Не слышала, как бабушка Варвара тихонько вздыхает над ней, стоя у изголовья кровати.

      Засыпая накануне, Кира Кроль мечтала превратиться в Спящую красавицу и, подобно сказочной принцессе, проспать бесконечные грядущие века испорченных каникул.

      Мишка

      Утром Кира отправилась к речке Колочи.