S-T-I-K-S. БОМЖ. Алекс Лав

свою башку, совсем по-человечески, защищая ее от жалящих кусочков металла. Пулемет не утихал, лапа твари не смогла полностью закрыть огромную голову: несколько пуль угодили в самое незащищенное место – в глаз – и разнесли там внутри все, рикошетируя от прочных стенок черепа. Тварь грохнулась на землю, командир тут же перевел огонь на второго зверя, яростно вбивая свинец в тело зверюги, пока патроны в ленте не закончились. Командир потянул вторую ленту из коробки, явно не успевая перезарядить до начала атаки, но, к счастью, второй громадный зверь внезапно принял решение немедленно ретироваться. Наверное, судьба сородича так на него повлияла – они же считали себя полностью неуязвимыми, а тут такая неприятность. Тварь резко повернулась и такими же огромными прыжками понеслась назад к лесу, причем уходила зигзагами, что, несомненно, указывало на наличие у нее некоторых умственных способностей. Командир наконец-то вставил ленту и подтащил пулемет к самому краю вышки, опустив ствол вниз.

      – Ленту держи! Смотри, чтобы не перекосило! Нам теперь скрываться не от кого, смотри, как улепетывает!

      Пулемет застучал экономными короткими очередями, кроша головы и тела плотно столпившихся у основания вышки свихнувшихся. Когда лента закончилась, ствол пулемета так накалился, что вода в кожухе стала закипать. Стрельбу пришлось прекратить. Командир заправил последнюю пулеметную ленту, передернул затвор, подхватил винтовку и полез по ступенькам вниз.

      – Смотри в оба и башкой крути во все стороны: если прибежит здоровенный – прикроешь. Там просто все: держишь за ручки, жмешь на гашетку. Остыть ему нужно; без особой нужды не стреляй, заметишь кого, крикни просто, я быстро вернусь.

      – Куда вы?

      – Кое-что доделать требуется, я скоро.

      Пока Сергей Николаевич исправно бдел, снизу слышались смачные удары штыка и более глухие – приклада, затем прозвучали выстрелы из «нагана». По лестнице застучали сапоги, командир поднялся, держа в запачканной кровью руке «наган», который тут же принялся набивать добытыми где-то патронами. Вместо шинели на нем была одета кожаная куртка, явно снятая с чужого плеча.

      – Вот, разжился у Санька, другана бывшего, самолично башку ему прострелил, только не Санек это уже был, а зверь лютый. Что ж это творится профессор? Что с людьми сделалось? Ведь хорошие были товарищи, преданные нашему делу, а тут такое расстройство. А винтовке хана. По черепушкам пока охаживал живоглотов – переломилась, не выдержала. Крепкие у них черепушки и, похоже, боли совсем не чувствуют. Я ему штык в брюхо, а он винтовку схватил и тянет к себе, до меня, чтоб, сука, добраться. Я ему дырку во лбу высверлил из «нагана», только тогда утихомирился, зараза. Винтовку вытянул, а она на половину в крови и кишках, в руки брать противно. Выпить мне надо, хорошо выпить и забыть это все, хоть ненадолго. Башка еще трещит как с большого бодуна, ослаб я что-то, сил нет никаких. Сам-то как?

      – Я тоже нехорошо себя чувствую, и чем дальше, тем хуже.

      – Захворали