Ardis: Американская мечта о русской литературе. Николай Усков

отвечала за славянские, восточноевропейские и евразийские исследования. Она помогла сделать мою работу над архивом «Ардиса», который занимает 27 ящиков писем, документов и видео, интенсивной, а пребывание в Энн-Арборе приятным. Не могу не выразить свою признательность и новому библиотекарю Брендану Ньюбуурту, который, преодолевая пандемические ограничения, добился сканирования архивных фотографий для этой книги. Я также многим обязан РГБ и Библиотеке иностранной литературы, которые помогли оперативно собрать коллекцию доступных в России и еще хорошо сохранившихся обложек «Ардиса».

      Редактор «Ардиса» в 80-е годы Рональд Майер согласился прочесть мою рукопись и указать на ошибки и недочеты. За это вынужденное возвращение к редакторскому труду я ему бесконечно благодарен.

      Много лет назад я брал интервью у Константина Эрнста для одного из журналов, который тогда редактировал. Наш разговор случайно коснулся «Ардиса», и Константин Львович признался, что давно собирает его издания. Позднее у нас возникла идея написать книгу, посвященную Профферам, которым мы лично и всe наше поколение обязаны столь многим. Без поддержки Константина Эрнста, его твердости и настойчивости эта книга вряд ли бы состоялась.

      Глава I

      НА ОТЛОГОМ ПРИГОРКЕ СТАРИННЫХ РОМАНОВ

      «Я увидела сначала только ноги, потом стала поднимать наверх голову. Ноги уперлись во что-то сиреневое, с двумя белыми полосами. Это была мини-юбка или маленькая косыночка вокруг бедер – не знаю… Золотые волосы, плечики немножко вперед и приподняты. Безумно красивые, ни на что не похожие томные глаза. Было ощущение, что верхние веки до конца никогда не опускались и не поднимались. Такие бывают у кукол, у иных тоже глаза никогда не закрываются. Поэтому взгляд всегда был томный, даже когда она говорила гадости, злилась, даже когда она поправляла бретельку так, чтобы та спала еще ниже. Я не видела у Эллендеи другого выражения лица…

      Карл… Его изумительный, ласковый сарказм распространялся на всe. Не могу сказать, именно ли в этом заключается английский (или, точнее, американский) юмор… Он блистательно говорил по-русски, немножко вальяжно, очень спокойно. Складывалось ощущение, что они с Эллендеей были двумя музыкальными инструментами, дополняющими друг друга. Быстрая Эллендея с быстрыми вопросами, с быстрыми ответами, часто вместо собеседника. И Карл, который вставлял короткие комментарии из пяти-шести слов, при этом они были совершенно равноценны пространным речам любого за столом. Он говорил так значительно и так интересно, что его всe время хотелось слушать, он выступал в контрасте, он дополнял ее.

      Вообще же, в нем сидел какой-то изумительный мальчик. Карл вел себя академично, не позволял себе открытых хулиганств, но, по-моему, не мог дождаться, когда всe это произойдет с Эллендеей, а с ней это происходило всe время. Вот тогда в его глазах появлялся тихий восторг… Впрочем, я не знаю, делала ли она что-то такое, что не вызывало у него восторга»