Голубой горизонт. Уилбур Смит

даже не совсем понимала, что именно он делает, что ему нужно от нее.

      – Конечно, Рембрандт позволил себе некоторую художественную вольность в том, что касается размеров…

      Луиза не могла поверить, что художник, написавший фигуру Господа, мог нарисовать и вот эту картинку, хотя такое было вполне возможно: даже прославленные мастера должны делать то, чего требуют от них великие люди.

      «Прости меня, добрый Иисус», – мысленно взмолилась Луиза и крепко зажмурила глаза, чтобы не видеть безнравственную картинку.

      Тут она услышала шорох шелка, и ван Риттерс сказал:

      – Вот так, Луиза, это выглядит на самом деле.

      Ее глаза были закрыты, и господин провел ладонью по ее заду мягко, но настойчиво.

      – Ты уже большая девочка, Луиза. Пора тебе узнать такие вещи. Открой глаза, милая.

      Она послушно приоткрыла веки. И увидела, что ван Риттерс расстегнул свой халат, а под халатом на нем ничего нет. Она уставилась на штуковину, которая торчала из складок шелка. Картинка в книге, безусловно, являлась романтическим отображением реальности. Нечто в складках халата торчало из гнезда жестких темных волос и показалось Луизе толщиной с ее талию. И конец был не нежного розового цвета, как на рисунке, а темный, как зрелая слива. И расщелина на этой сливе вытаращилась на Луизу, как глаз циклопа.

      Луиза снова крепко зажмурила глаза.

      – Гертруда… – прошептала она. – Я ей обещала прогулку.

      – Ты очень добра к ней, Луиза. – В голосе ван Риттерса появились странная хрипота и резкость, каких Луиза никогда прежде не слышала. – Но теперь ты должна и ко мне тоже проявить доброту.

      Он сунул руку ей под юбку, пробежался пальцами по обнаженным ногам. Чуть задержался на мягкой ямке под коленом, и это заставило Луизу задрожать еще сильнее. Господин ласкал ее, и это странным образом успокаивало, но Луиза понимала, что это неправильно. Ее разрывали противоречивые чувства, ей казалось, что она вот-вот задохнется. Пальцы ван Риттерса поползли выше, к ее бедрам. Они не колебались, они действовали властно, явно не ожидая никакого сопротивления.

      Он сказал: «Ты должна быть доброй ко мне», и Луиза понимала, что у него есть полное право требовать этого от нее. Она всем была ему обязана. И если вот это означало «быть доброй», то ей не оставалось выбора, хотя она и знала, что это нехорошо, что Иисус ее накажет. И может быть, перестанет ее любить.

      Она услышала шорох страницы, которую ван Риттерс перевернул свободной рукой, и он тут же сказал:

      – Посмотри!

      Луиза попыталась хотя бы в этом оказать сопротивление и зажмурилась еще крепче. Прикосновение повелителя стало более требовательным, он уже добрался до того места, где начиналась щель между ягодицами.

      Луиза чуть-чуть приоткрыла глаза и сквозь ресницы глянула на новую страницу книги. И тут же ее глаза широко распахнулись. Девушка, так похожая на нее, стояла на коленях перед своим кавалером. Юбки она задрала, ее обнаженный зад был круглым и сливочно-белым.