Феноменальный П. Т. Гелиодор. Гвидо Згардоли

в зубах и в соломенной шляпе набекрень, – когда вырастешь, Никель-Айленд станет твоим, поскольку ты мой единственный сын. Ты станешь королём этой земли.

      Обычно под конец таких разговоров Майлус Гелиодор улыбался, улыбался и его брат Сайрус, который так и не женился и потому жил с ними. Братья даже не переглядывались, словно в этом не было нужды – словно они хранили тайну, которую младшему Гелиодору знать пока что не следовало.

      Но от таких слов П. Т. вдруг сразу становился будто бы выше, расправлял плечи, щёлкал подтяжками на груди и забавно ходил взад-вперёд, точно павлин перед самкой.

      «Что я буду делать с такими деньжищами? – часто думал он. – Я стану богаче мистера Петтигуфера? И буду жить в таком доме, где окон больше, чем уборных?»

      Он решил, что перво-наперво освободит говорящего коня Гидеона и поселит его в одну из комнат. Ему казалось, конь этого заслуживает. А потом купит сёстрам сладостей у старого Диббла. Нет, лучше украдёт, как обычно. Зачем что-то покупать, если можно получить это бесплатно?

      Так день за днём, месяц за месяцем П. Т. ждал, когда он станет королём Никель-Айленда, ловил щук и сомов, лениво выполнял поручения родителей, а когда кто-то называл его «голодранцем» или другими подобными словечками, гордо отвечал: «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним». Эту пословицу он часто слышал от отца, который произносил её загадочно, словно ему одному в мире известна некая тайная истина. И было совершенно непонятно, почему люди, услышав название «Никель-Айленд», заливались смехом. Всегда.

      Как-то раз один приятель из компании П. Т., Маллиган по прозвищу Дикарь-Одиночка, – грубиян, которого, кстати, многие побаивались, – заявил, что Никель-Айленд – просто-напросто никому не нужная богом забытая дыра. П. Т. набросился на него с кулаками. Они подрались у церкви преподобного Хайтауэра, и на этом их дружбе пришёл кровавый конец.

      «Когда вырастешь, Никель-Айленд станет твоим».

      Несколько лет П. Т. довольствовался этим обещанием, и этого ему было вполне достаточно.

      А потом отец поранился ржавым гвоздём, и всё изменилось.

      Это случилось в понедельник, когда отец приводил в порядок конюшню. Он напоролся тыльной стороной ладони на гвоздь, торчавший из старой доски.

      В следующий понедельник, несмотря на ромашковые примочки, которые делала отцу старшая дочь Эрма (знавшая кое-что о лечебных свойствах растений), рана не зажила и выглядела скверно.

      – Ерунда, – сказал Майлус Гелиодор, успокаивая Эрму.

      Во вторник, однако, его сильно лихорадило.

      В среду у него начались головные боли.

      В четверг отец отказался от еды, объяснив: «Н-не-м-мо-гу-ес-с-ть!»

      В пятницу он начал улыбаться. Никто не знал, чему он улыбается: ведь, судя по его серому измученному лицу, вряд ли ему было так уж весело.

      В субботу он умер.

      В воскресенье были похороны.

      Мистер и миссис Петтигуфер не пришли – как они сказали, из-за сильной жары.

      Все