Плачущий ангел Шагала. Ольга Тарасевич

папа, – срывающимся голосом просипел Мойша… – Я буду рисовать картины. Папочка, пожалуйста, пойми. Для меня это очень важно.

      Восклицание отца – как приговор.

      – Да какое это ремесло?!

      – Мое…

      Фейга-Ита осторожно заметила:

      – Плата небольшая. Пять рублей в месяц. Может, пусть попробует?

      Не произнося ни слова, Хацкель встал из-за стола. Мойша прислушивается к доносящимся из комнаты родителей звукам и мысленно рисует картины. Вот отец вытаскивает стоящий под кроватью сундук. А эти шорохи – перебирает вещи, деньги далеко, на самом дне. Наконец звон монет, папа зажимает их в ладони.

      В мысленных набросках больше нет нужды.

      Папа вышел из комнаты, прошел через кухню, звякнул колокольчиком над входной дверью. Мойша бросился вслед за отцом и замер. Деньги валяются на земле, в пыли. Куры косятся на желтые кругляши, им хочется подойти ближе, но страшно…

      – Спасибо, папочка! – прокричал Мойша и бросился на колени.

      Деньги на земле – но они есть. Пять рублей. Завтра он пойдет к Пэну!

      Всю ночь Мойша ворочался с боку на бок. От волнения не мог сомкнуть глаз.

      – Да что ты крутишься! – ворчал брат. – Дай мне поспать!

      Вдвоем тесно на узенькой кровати. Луна подглядывает в окошко, звенят комары, плачет младшая сестричка.

      Все вроде бы как обычно. Но это особенная ночь. А завтра наступит особенный день!

      Мойша плохо помнил, как мама провожала на работу отца, готовила завтрак, просила соседку присмотреть за лавкой.

      Он очнулся лишь у двери с заветной синей вывеской.

      – У тебя так никогда не получится, – с отчаянием прошептала мама, когда они вошли в школу, находившуюся в простом деревянном доме, и застыли у развешанных на стенах картин. – Пошли назад, сынок!

      – Чем могу быть полезен?

      Встретивший их мужчина выглядел именно так, как должен выглядеть настоящий художник. Невысокий, но чрезвычайно элегантный. С бородкой, в добротном сюртуке, пальцы перепачканы красками. Сразу видно – серьезный господин, очень серьезный…

      Сказать, что Иегуда Пэн понравился Мойше, – значило бы не сказать ничего. Восторг, растерянность, восхищение – они сдавили грудь, мешали говорить.

      – Вот!

      Мойша протянул блокнот и замер. Смотреть на лицо господина Пэна, оценивающе изучавшего работы, у него не было сил. Поэтому Мойша перевел взгляд на портрет губернатора и его супруги.

      От запахов красок и холстов у него кружилась голова. А из распахнутой двери меж тем звенели-перезванивались голоса учеников. С острой завистью Мойша смотрел, как они рисуют стоящую на возвышении гипсовую фигуру.

      – В ваших работах нет техники. Но… что-то в них все же есть. Вы зачислены! – произнес Пэн.

      Фейга-Ита тихонько сжала ладонь сына и облегченно вздохнула:

      – Хвала всевышнему!

      – Идите в класс, – сказал учитель. – Сегодня вы подготовите первые графические наброски.

      Мойша на негнущихся ногах вошел в пронизанную