Тонкая грань. Сергей Владимирович Волостнов

всякий раз, когда ее пытались тихо открыть. В проеме висел выцветший тонкий и узкий кусок ткани, бывший когда-то шторой.

      – Эй, рыбаки, – раздался веселый голос за тканью. – Пошли уху есть.

      Иван Иваныч, еще не старый дядька с рыжими с проседью усами, лысиной и морщинками в уголках глаз, звал ужинать. Он был коренаст, спереди слегка полноват и всегда – в засаленном тонком тельнике с голубыми полосками. Иваныча, куда бы он ни шел, сопровождал уже стареющий пес. Немец, с крупной головой и умными глазами по кличке Граф, сейчас наверняка уже лег на свое любимое место у невысокой поленницы, положив умную голову на широкие передние лапы.

      Иваныч, как звали его все туристы, был смотрителем лагеря. Он жил в добротном доме на берегу реки и летом, и зимой. Сплав начинался как раз у его избушки. Туристы так и называли этот маршрут «Заброска от Иваныча». Сейчас, когда река спала, и все, какие только смогли собраться каты, давно прошли, он скучал. Очередной наплыв раньше декабря можно не ждать, тогда «люди с рюкзаками» будут лезть в горы, чтобы посмотреть на заснеженные останцы Рудянского хребта. Сегодняшние постояльцы внесли разнообразие в его размеренную жизнь.

      Когда они вошли, под широким навесом на крепком столе возвышался закопчённый алюминиевый котелок, из которого валил густой пар. На столе лежала крупно нарезанная буханка свежего белого хлеба и армейский штык-нож. Длинные листья свежего чеснока свисали со стола вперемешку со стрелками лука. И украшала этот импровизированный натюрморт бутылка «Зубровки», 1991 года розлива.

      – Вот так царский ужин! – подмигнул молодому напарнику старшой. – Чем это мы так приглянулись старому солдату Швейку?

      Иваныч вернулся, неся в руках три граненых стакана. Пока он разливал в глубокие помятые миски дымящуюся уху, молодой заметил в вырезе полосатой майки полустёршуюся надпись «Саланг».

      ПотомИваныч щедро разлил каждому сразу по пол стакана, мастерски содрав за язычок пробку с бутылки.

      Старшой мельком взглянул на пацана, дернув левой щекой, и тут же отпустил свой взгляд. Пусть пробует. Здорово не повредит.

      Черпнув ложкой пахнущее дымком варево, старшой удивленно воскликнул:

      – Ого, хариус! Ты где его взял, Иваныч?

      – Где взял, там больше не дают. Днем в деревню сходил, вон хлеба еще принес, – перекатывая горячую уху, прошвыркалИваныч и, поднимая стакан, продолжил: – Ну, вздрогнули!

      Километрах в десяти выше по течению начинался заповедник. Там, в верховьях реки, действительно водилась эта дивная горная рыба, которую ловить запрещалось. Но два хороших человека всегда могли договориться друг с другом, особенно Иваныч.

      Когда мужики уже лихо опорожнили свои стаканы, молодой, принюхиваясь, еще морщился, но, не желая отставать от мужиков, с трудом проглатывал обжигающую небо светло-желтую жидкость.

      Закусывая большим хлебным ломтем и запивая его из ложки наваристым бульоном, Иваныч косился на молодого парня:

      – Что в первый раз что ли?