Мемуары жирной анорексички. Диана Георгардовна Толкачёва

она трехцветная, да еще и с черным, «пиратским» глазом – вряд ли ее можно с кем-то спутать…»

      С тяжелым сердцем подхожу к кустам, вглядываюсь в зелень, вижу знакомую белую лапку… Затем белый животик, бочок в черных и рыжих пятнах, мордочку с закрытыми глазами… В горле образуется ком – таких размеров, что становится трудно дышать. «Как же котята? Они ведь там, в животе! Погибли… Конечно, погибли! Их было не спасти. Кто-то вообще спасает недоношенных котят из кошкиных животов?..»

      Молча разворачиваюсь, проглатываю ком – нельзя, чтобы мелкие видели слезы. И чтобы дома видели нельзя – у нас не принято. Глубоко дышу носом, сдерживаюсь с таким усилием, что начинает дергаться щека. Прохожу мимо детей, стараясь не смотреть на Никиту, быстрым шагом направляюсь в спасительную темноту подъезда.

      Хлопает входная дверь – расслабляю лицо. Из глаз сразу же выкатываются две слезы, быстро вытираю их большим пальцем правой руки. Выдыхаю. Поднимаюсь к своей двери – вот она, прямо напротив входной. Берусь за ручку, дергаю на себя и вхожу.

      – Мам, там Леську загрызли…

      – Это точно она? Кто тебе сказал? Надо похоронить.

      – Она. Леська. Я видела. Я… У нее же котята в животе… малюсенькие… – не договорив, сворачиваю в ванную и даю волю слезам. Беззвучно рыдаю и сразу же умываюсь водой, чтобы как-то меньше было заметно.

      Затем еще умываюсь, иду в комнату и забираюсь на второй ярус кровати. Отворачиваюсь к стене, сую в уши наушники – единственный способ уединиться в однокомнатной квартире. «Леська умерла! Когда мы ее взяли? Мне пять было? Мы ведь вместе выросли… Сколько в садик со мной ходила, потом почти до школы провожала. Какая глупая смерть. Не уберегла котят! Леська…»

      Слезы катятся по щекам, мочат подушку. Я стараюсь не дышать, чтобы не всхлипывать на весь дом. Вспоминаю, что не ела с утра, и понимаю, что есть сегодня уже не буду. Вечер плавно перетекает в ночь, я так и не встаю. Только пару раз переворачиваюсь, когда затекает бок. Голода не ощущаю, осознаю это, и, несмотря на все, где-то в душе начинаю радоваться: хотя бы похудею. Какой же цинизм!

      Это удивительное свойство психики: в моменты крайнего отчаяния думать о какой-то ерунде. Я столкнулась с таким дважды в жизни. Первый раз тогда, с Леськой, когда после утраты думала о плюсе в виде похудения. Второй раз тогда, когда мама, болевшая раком, после месяца в больнице и операции на мозге, с каждым днем теряющая способность ясно соображать, обрадовалась чьим-то словам о том, что она похудела. Представляете? Человек находится между жизнью и смертью, а его радует мысль о том, что он наконец-то сбросил вес. Я пишу это и реву. Какая же чушь у нас в головах.

      Следующим утром мы с бабушкой и братом похоронили Леську в лесу, расположенном неподалеку от дома. Затем зашли в магазин: бабушка сказала – надо помянуть. Есть не хотелось, поэтому я, не особо раздумывая, указала в магазине на квас, а по пути домой изучила пакет – 27 ккал на 100 мл. Это был следующий шаг на пути в яму РПП.

      Глава 4

      КАЛОРИЙНОСТЬ ГРЕЧКИ

      Сыворотка