Солнце, луна и хлебное поле. Темур Баблуани

дружище, как скажешь. От меня-то что требуется? Что я должен сделать?

      – Принеси сумку и отдай Манушак на хранение.

      – А Манушак-то при чем? – и впрямь удивился я.

      – В том-то и дело, что ни при чем. Пусть спрячет под кроватью и помалкивает, остальное – потом.

      – А что я ей скажу?

      – Скажи, что нашел или украл, без разницы. Пусть сохранит, пока не продашь.

      Я заколебался, не хотелось впутывать Манушак в это дело, но как же я мог отказать в простой просьбе: перенести и сохранить сумку.

      – Ладно. На, возьми себе сигареты.

      – Нет, здесь курить не стоит. Единственное, что у этих дебилов годится, – нюх. Не хочется, чтоб Сурен сюда сунулся, это ни к чему.

      – Приду ночью, попозже, еды принесу.

      – Неплохо бы, если удастся, – ответил он.

      Я ушел.

      У самого основания голубятни был спрятан мешок из дерюги, прикрытый загаженным голубями листом фанеры. Я взвалил мешок на спину и поднял руку – знал, что Хаим за мной следит. Уже у себя на чердаке я достал сумку из мешка и открыл. Сумка была заполнена кассетами. Спускаясь по лестнице, я почувствовал страх: если меня вдруг сейчас арестуют, что мне говорить. Но никто на меня и не взглянул, пока я шел до дома Манушак. Вошел во двор, тихо приоткрыл дверь в дом. В коридоре никого не было, я на цыпочках прокрался в комнату Манушак и задвинул мешок под кровать.

      Манушак на кухне мыла посуду.

      – Где мать? – спросил я.

      – Спит. Разбудить?

      – Да нет, я так спросил.

      Рассказал, как украл мешок из машины, припаркованной возле станции фуникулера.

      – Внутри сумка и кассеты, завтра-послезавтра отнесу в еврейский квартал и продам.

      Сумка ей понравилась, на кассеты не обратила внимания, только сказала:

      – Да сколько же их!

      Потом спросила:

      – А почему к себе не отнес?

      – Сама знаешь, дверь-то у меня не закрывается.

      Она кивнула.

      – Матери не показывай, вдруг ей понравится, она попросит подарить, что тогда делать? А мне деньги нужны.

      – Ладно, не скажу.

      Мы опять спрятали сумку в мешок и затолкали под кровать.

      – Накормлю тебя, если хочешь, у нас харчо.

      – Дай хлеба с сыром, по дороге поем.

      – Ты куда?

      – Пойду Сурену помогу, а то он сегодня не закончит.

      По глазам было видно, что ей приятно это слышать.

      – Не забыл, завтра у тебя экзамен?

      – Помню.

      – Утром спущусь в армянскую церковь, свечку поставлю, чтоб все прошло хорошо.

      – И в грузинскую сходи, – сказал я.

      Она приняла это всерьез:

      – Хорошо, и там поставлю.

      Сначала Сурен обрадовался, завидев меня, но вскоре у него изменилось настроение, и он стал придираться ко мне из-за каждой мелочи. Я не обращал внимания, работал себе молча. Когда же я развел огонь и поставил кастрюлю с гудроном, он разорался на меня:

      – Где ты шатался, спрашивается?! Сейчас у нас уже все было бы готово. Чтоб тебе провалиться!

      Под конец, когда работа была