Досчитаться до звёзд. Светлана Размыслович

где позабыт язык.

      Око за око – войн вновь разгорелся огнь:

      Страсти-то сколько вон – лишь своенравность тронь.

      Где отстоять своё и в мелочах не смог —

      Стелится забытьё – там и конец, сынок.

      Чтобы ты мог смотреть – прямо, как я могу,

      Жизнь проживи за тех, кто не отдал врагу

      Веру, как век. Учти – нравы корней своих —

      Думай, пиши, учи – сдюживай за двоих.

      Чтобы ты мог творить – творчество шло в расход…

      Что уж и говорить – просто тяжёлый год.

      Не нам ли…

      Не нам ли – города завещаны?

      О, нам-то – трудности обещаны

      И безутешь!

      На весь уезд – призывы нудные,

      По вечерам – забавы скудные

      Да в планах – брешь.

      Уж коли строить – так на выселках,

      Нечисту силушку на вывесках – Замалевать!

      Здесь из житья-то – Матерь Божия —

      Хлеб-соль да закрома порожние —

      Не заживать.

      Мели-мели опять, Емелюшка,

      О, как долга твоя неделюшка —

      Да будет срок.

      Земля и вера – сила женщины —

      Уж нами – города завещаны:

      Расти, сынок…

      Там, где высь безмолвна спозаранку…

      Там, где высь безмолвна спозаранку,

      Где сосед полжизни – во хмелю,

      Баба Вера, встав у полустанка,

      Продавала бусы по рублю.

      Там гудел неспешно проходящий

      До ближайших проблесков состав,

      Край земли, не в сказке – настоящий,

      Почитай – что норов, что устав.

      Ей кричали:

      – Мать, почём забавы?

      Аль сама сплела, аль перекуп?

      – Подходи, солдатик, шибко бравый, —

      Торжество с её шершавых губ

      Вмиг слетало и неслось по свету,

      Прямиком до верхнего села.

      До сих пор, не веруя в приметы,

      Своего Ванька с войны ждала.

      В каждом муже[2] видела солдата,

      В каждом дне – единственный из дней:

      Стол накрыт, она в средине хаты,

      Нитка бус оранжевых на ней —

      Он пришёл, вернулся! Хоть безногий,

      Хоть безрукий, хоть бы и без глаз,

      Только б жив! Как свой – так не убогий!..

      И низала бусы каждый час

      С той поры, как Валька-почтальонка

      Горемыкой мялась у дверей.

      Как на пол упала похоронка

      Да косынка выцвела на ней

      До времён – с того считали Верку

      То ль безумной, то ли неживой:

      Каждый день – в вокзал, как на поверку,

      Запрещая звать себя вдовой,

      Поджидая каждого с дороги,

      Заплетая нитями пути.

      Лет уже – отказывают ноги,

      И до дома даже не дойти.

      Так и жмётся тут к тиши перрона,

      Так и слышит, будто бы вчера

      В суете – наотмашь: «По вагооонааам!» —

      И на фронт уехал. А жара

      Здесь была такая – высь иссякла, —

      Что и слёз-то не было. В цене

      Поднялся за жизнь – последней каплей

      Только

2

Здесь – мужчина.