Шторм войны. Виктория Авеярд

похожа на статую. Она как будто возвышается рядом с богами.

      – Кто поручится, что этот путь не ведет к смерти? – продолжает она. – Что наши тела не окажутся на дне залива? Думаете, Алая гвардия сохранит нам жизнь, если захватит наше королевство? Сомневаюсь.

      – И я, – негромко говорю я, коснувшись лбом маминого плеча. – Мама?

      Ее тело напрягается, мускулы твердеют.

      – Всё можно устроить, – спокойно произносит она. – Мы распутаем этот узел. Ты останешься с нами. Но решать тебе, монамора.

      «Любовь моя».

      Если бы я могла чего-то попросить у мамы, то попросила бы выбрать за меня. Как было уже тысячу раз. «Надень это, ешь то, делай, что я говорю». В прошлом ее советы раздражали меня, я злилась на родителей, ограничивавших мою свободу. Теперь я была бы рада отказаться от самостоятельности. Вложить свою судьбу в руки людей, которым доверяю. Если бы только я могла вернуться в детство. Если бы всё это оказалось дурным сном.

      Я оборачиваюсь и смотрю на сестру. Она мрачно хмурится и не предлагает никакого выхода.

      – Я бы осталась, если бы могла, – я пытаюсь говорить как королева, но мой голос дрожит. – Ты же знаешь. И понимаешь в глубине души, что просишь невозможного. Предательства короны. Как ты там говорила?

      Тиора отвечает, заставив маму вздрогнуть:

      – Долг – на первом месте. Честь – навеки.

      Это воспоминание согревает мне душу. То, что предстоит, нелегко, но выбора нет.

      По крайней мере, у меня есть цель.

      – Мой долг – защищать Озерный край, как делаете вы, – говорю я. – Брак с Мэйвеном, возможно, не принесет нам победы в войне, зато даст шанс. Защитит нас от волков. А что касается чести… мы восстановим ее, отомстив за отца.

      – Согласна, – рычит Тиора.

      – Согласна, – еле слышным шепотом отвечает мама.

      Я смотрю поверх ее плеча на лицо улыбающейся богини. Ее уверенная улыбка придает мне сил.

      – Мэйвен и Норта – это щит и меч. Придется воспользоваться ими, даже если мой муж представляет опасность для всех нас.

      Мама усмехается.

      – Особенно для тебя.

      – Да, особенно для меня.

      – Я бы ни за что не согласилась, – шипит она. – Это придумал твой отец.

      – Знаю. Идея была хорошая. Я его не виню.

      «Я его не виню». Сколько ночей я провела в одиночестве во Дворце Белого огня, без сна, уверяя себя, что ни о чем не сожалею, не злюсь, что меня продали, как животное, как кусок плодородной земли? Я лгала себе тогда – и лгу теперь. Но мой гнев умер вместе с отцом.

      – Когда все это закончится… – начинает мама.

      Тиора перебивает ее:

      – Если мы победим…

      – Когда мы победим, – говорит мама, разворачиваясь. Глаза у нее горят, и в них отражается лучик света. Неумолчный бег воды в середине храма становится неторопливей. – Когда твой отец будет омыт кровью своих убийц, когда Красные мятежники будут истреблены, как крысы-переростки… – фонтан замирает, уловив ее гнев, – тогда ты сможешь спокойно