Фаворский свет. Федор Метлицкий

где можно сохранить полноценную личность. Агрохолдинги, рекреационные зоны.

      – Да, – остановился он. – Как у толстовцев, распространивших свои поселения по миру. Они оказались тоталитарными сектами.

      Я понял, что он меня разыгрывает.

      – Я о цельности человека в мироздании. Это тебе не толстовцы.

      – Ещё один Руссо – о возврате к природе. Утопия! Создана прометеевская, фаустовская цивилизация, с этого пути не свернуть. А что до оазисов, то они есть – рядом с природой.

      – Например, Рублёвка?

      – И она тоже.

      Часто моё обычное состояние при женщинах – это аура влюблённости, и тогда они тоже открываются чем-то лучшим в себе. А когда ауры нет, не вижу, что так возносило, не понимаю, кто я. Тогда кто-нибудь спрашивал голосом Иосифа Виссарионовича: «Почему у тебя глаза бегают?»

      Но сейчас я чувствовал себя влюблённым. Мы со Светланой и подругой сбежали с очередной скучной лекции на воздух. С ними гораздо приятнее, чем с Олегом.

      – Баба с возу – кобыле легче, – решительно говорила Светлана.

      Проходили сквозь строй демонстрантов, встречающих нас у ограды Белого дома, и они приветствовали мою Беатриче, к моему удивлению. Я увидел её по другому.

      Перед женщинами во мне открывается клапан юмора. Я становлюсь энергичен и остроумен, скрывая свою стеснённость из-за тёмных желаний. Они тоже не совсем естественны.

      – Взяла в библиотеке «Божественную комедию», – удивлялась самой себе Светлана. – Задал ты мне задачу – прочитала только предисловие. Не могу осилить. Теперь понимаю, кто такая Беатриче. Честь для меня. Она руководила из рая. А я и не хочу карабкаться туда. Какая из меня Беатриче!

      – Я же разглядел её в тебе, – лгал я.

      Зашли в аптеку, чтобы купить тёмные очки – я разбил свои на реке, и глаза слепило от невозможного здешнего солнца. Я бестолково примеривал всё богатство очков на витринах – из разных стран, словно это был очковый край. Наконец, выбрал наугад. Девицы подхватили очки и кинулись в кассу. Предчувствуя, я подошел. Моя Беатриче широким жестом бросила деньги в окошечко.

      Я стоял со своими деньгами, ощущая только досаду.

      – Возьмите!

      – Нет, не возьмём, – в нереальном мире улыбалась она. – Это не подарок гостю, а хитрость. Чтобы всякий раз вспоминал.

      Они удовлетворённо, словно отомстили, показывали мне центральный район города.

      Меня скребло что-то. Что? Чувство долга, в буквальном смысле? Не погубленный в нашем меркантильном мире стыд? Я не мог этого допустить. Чтобы какие-то девицы…

      Мы подошли к секции женских сумок местного производства.

      Женщины щупали мягкие разноцветные сумки, изучали швы, выворачивая наизнанку.

      – Чистая кожа! Надо же, это кожа из нашей скотобойни. Её зовут Заплечной.

      Я тоже стал щупать сумки, как заправский знаток, чувствуя себя идиотом. Они и вправду были мягкие, из хорошо выделанной кожи. Не хуже, чем, по моим понятиям, на Западе.

      – Какие