Князь Меттерних: человек и политик. Павел Юхимович Рахшмир

– отличается редкостной объективностью и обилием архивных источников. Ему удалось в значительной мере преодолеть определенную ограниченность интерпретаций Меттерниха и его политики, которая характерна для различных национальных школ европейской историографии и разных течений исторической мысли. Можно сказать, что к «первому министру Европы» французский историк подходит с широких, подлинно европейских позиций.

      В его глазах Меттерних «совсем не похож на страшилище традиционной либеральной мифологии, на смесь из Люцифера и Макиавелли, Торквемады и фанфарона». Скептически относится французский историк и к автопортрету князя как «непогрешимого оракула, гения, парящего над слабыми человеческими существами, поборника Истины и Права (скалы порядка)»[10].

      В реальности, убежден Г. де Бертье де Совиньи, все обстояло гораздо прозаичнее. Меттерних представлял собою «человека доброй воли и здравого смысла, великолепно осведомленного о личностях политиков и политических проблемах своего времени, искушенного во всех тонкостях дипломатического манипулирования, в гораздо меньшей степени доктринера и в значительно большей мере оппортуниста и реалиста, чем это может показаться на первый взгляд[11]. В конечном счете герой книги французского ученого «остается, несомненно, масштабной исторической фигурой, поскольку в нем воплощалась тенденция политической мысли и практики его времени»[12].

      Во многом сближается с Г. фон Србиком автор одной из последних биографий Меттерниха, специалист в этом жанре, британец Десмонд Сьюард. Его книга увидела свет в 1991 г., когда Европа стала обретать новый, посттоталитарный облик. «Возникновение в 1990-х гг. объединенной Европы, наряду с распадом Российской империи, в Центральной и Восточной Европе придает актуальность наследию Меттерниха»[13] – утверждает Сьюард. По его мнению, меттерниховская формула легитимности (за вычетом династического элемента) и традиции могла бы оказаться полезной в Центральной Европе, где, как и в Европе после 1815 г., любые не обеспеченные мирными переговорами изменения границ 1945 г. чреваты ужасными последствиями»[14]. К сожалению, понятные опасения британского историка оправдались. Легитимность, по Меттерниху, как подчеркивает Сьюард вслед за Киссинджером, – результат принятия, а не навязывания. Что же касается традиции, то в основе ее, на взгляд князя, национализм сугубо культурный, а не расистский[15]. Либералы же были врагами Меттерниха потому, что либерализм означал для него революцию и войну. «Великими врагами» князя были также «шовинистический национализм» и «мессианский социализм». В то время, когда Европа движется к единству, «стоит вспомнить о ненависти Меттерниха к войне и шовинизму, его вере в старую христианскую Европу и об его дипломатическом гении»[16].

      Проблематика, связанная с внешнеполитической стратегией Меттерниха, стала одним из

10

Bertier de Sauvigny G. de. Metternich. P., 1986. P. 496.

11

Ibidem.

12

Ibidem.

13

Seward D. Metternich. The First European. N. Y., 1991. P. 270.

14

Ibid. P. 271.

15

Ibid. P. 271–272.

16

Ibid. P. 272.