О всех созданиях – мудрых и удивительных. Джеймс Хэрриот

вот тут, он вздрагивает.

      Бимиш ткнул в болезненную точку коротким указательным пальцем.

      – Ну вздрагивает, – буркнул он. – Да только если жать, как вы жмете, он и будет вздрагивать, болит у него там или не болит.

      Его тон начал меня злить, но я сказал спокойно:

      – Я не сомневаюсь, что дело именно в этом, и рекомендовал бы горячие противовоспалительные припарки над путовым суставом, перемежая дважды в день холодным обливанием.

      – А я не сомневаюсь, что вы ошиблись. Никакого там ушиба нет. Раз лошадь так держит ногу, значит у нее болит плечо. – Он махнул конюху. – Гарри, поставь-ка ему припарку на это плечо.

      Если бы он меня ударил, я возмутился бы меньше. Но я не успел даже рта открыть, как он зашагал дальше.

      – Я хочу, чтобы вы взглянули еще и на жеребца.

      Он провел меня в соседний денник и показал на крупного гнедого, у которого на передней ноге были видны явные следы нарыва.

      – Мистер Фарнон полгода назад поставил ему вытяжной пластырь. С тех пор он тут так и отдыхает. А теперь вроде бы совсем на поправку пошел. Как, по-вашему, можно его выпускать?

      Я подошел и провел пальцами по всей длине сгибательных сухожилий, проверяя, нет ли утолщений, но ничего не обнаружил. Тогда я приподнял копыто и при дальнейшем исследовании нашел болезненный участок на поверхности сгибателя. Я выпрямился.

      – Кое-что еще осталось, – сказал я. – Мне кажется, разумнее будет подержать его тут подольше.

      – Я с вами не согласен, – отрезал Бимиш и повернулся к конюху. – Выпусти его, Гарри.

      Я поглядел на тренера. Он что, нарочно надо мной издевается? Старается кольнуть побольнее, показать, что я не вызываю у него доверия? Во всяком случае, я еле сдерживался и надеялся только, что мои горящие щеки не слишком заметны.

      – Ну и последнее, – сказал Бимиш. – Один из жеребцов что-то покашливает. Так взгляните и на него.

      Через узкий проход мы вышли во двор поменьше; Гарри открыл денник и взял жеребца за недоуздок. Я пошел следом, доставая термометр. При моем приближении жеребец прижал уши, фыркнул и затанцевал. Я заколебался, но потом кивнул конюху.

      – Пожалуйста, поднимите ему переднюю ногу, пока я измерю температуру, – сказал я.

      Конюх нагнулся и взял было ногу, но тут вмешался Бимиш:

      – Брось, Гарри, это ни к чему. Он же тихий, как ягненок.

      Я помедлил, чувствуя, что тревожился не напрасно, но со мной тут не считались. Пожав плечами, я приподнял хвост и ввел термометр в прямую кишку.

      Оба задних копыта ударили меня почти одновременно, но, вылетая спиной в открытую дверь, я (отлично это помню) успел подумать, что удар в грудь на какой-то миг опередил удар в живот. Впрочем, мысли мои тут же затуманились, так как нижнее копыто угодило точно в солнечное сплетение.

      Растянувшись на цементном покрытии двора, я охал и хрипел, тщетно стараясь глотнуть воздух. Секунду я уже не сомневался, что сейчас умру, но наконец сделал стонущий вдох, с трудом приподнялся и сел. В открытую дверь денника я увидел,