Судьбы водят хоровод. Лана Барсукова

рубль. Тогда автор шедевра за солидные деньги приписывает к своей фамилии нескольких соавторов. Кому-то эта статья нужна, чтобы не уволили по причине научного бесплодия, кому-то хочется потешить тщеславие… Причины у людей разные, а смысл один. Статьи продаются, как капуста в ларьке.

      Паша обалдел. Почему-то ему захотелось выпить и закусить квашеной капустой. Очень захотелось. Но он еще не доел сосиски. И не дослушал коллег.

      – Вот мы и прикинули. Мы сейчас себе статью покупаем, можем и тебя туда вписать. Через премию ты свои деньги по-любому вернешь, – пообещал Пустодыхлов.

      – Еще и с наваром, – уточнил Бронебойнов.

      Паша понял, что в этом месте он должен поблагодарить коллег за откровенность и щедрое предложение. Но не хотелось. Он молча жевал сосиску.

      – Ну ты думай. Только быстро. Там сейчас статья по Бердяеву торгуется. Какой-то умник из Мухосранска написал, а у них контора нищая, ему за это только «спасибо» скажут, – сказал Пустодыхлов.

      – Хорошо, что мы – авангардный институт. У нас на прорыв в мировую науку выделены серьезные финансы, – гордо пояснил Бронебойнов.

      Паша мечтал о водке. Он страстно желал выпить. Образ квашеной капусты неотвязно преследовал его.

      Он молча встал, отнес свою тарелку с недоеденными рожками на мойку и направился к выходу. Коллеги проводили его недоуменным взглядом. Вопрос «Третьим будешь?» оставался открытым.

      В институтском коридоре Паше повстречался Вячеслав Всеволодович, подтянутый и устремленный в будущее. Он двигался в сторону буфета. Паша отвел глаза. Ему было неловко и неприятно смотреть на шефа. Старший научный сотрудник прошмыгнул, пригнув голову.

      Паша вспомнил, как в детстве ездил в деревню к бабушке. Там один мальчик объелся незрелых слив и обкакался, не добежав до кустиков. Паша долго потом не мог встречаться с ним глазами. Маленького Пашу мучил философский вопрос: почему обкакался мальчик, а неловко Паше? Сейчас почему-то вспомнилось.

      Паша, не дожидаясь конца рабочего дня, вышел из здания института. Постоял на крыльце, закрыв глаза и подставляя лицо ветру, и решительно двинулся прочь.

      Коллеги подумали, что он пошел в библиотеку.

      По дороге домой Паша зашел в магазин и купил водку. Квашеную капусту там не продавали, и он приобрел какие-то рыбные консервы.

      Он пил сосредоточенно и мужественно, как будто провожал науку в последний путь. Так большевики хоронили товарищей в советских фильмах. Потом размяк, начал плакать, некрасиво растирая слезы и бормоча что-то про невинность науки, над которой надругались. Потом успокоился и пил уже без особого чувства, просто прижигая горло водочным огнем.

      Он стремительно тупел. Но какая-то мысль пробивалась сквозь алкогольный туман. Стучала в висок, требовала, чтобы о ней вспомнили.

      «Капуста!» – обрадовался Паша. Сейчас это казалось самым важным. Паша решил добыть квашеную капусту во что бы то ни стало.

      Он плохо помнил, что было дальше. Всплывали только разрозненные фрагменты, бессмысленные и грубые, с провалами