Судьбы водят хоровод. Лана Барсукова

уже по нескольку статей сделали.

      – Как? – изумился Паша. Он точно знал, что в коллективе его считают самым умным.

      – А так! Вот отчетность по вашему отделу, – шеф ткнул в какие-то бумаги. – Философ Пустодыхлов сделал аж три статьи. А Бронебойнов пять! Вот им отечественная философия скажет спасибо!

      Паша почувствовал в груди толчки зависти.

      – В каких журналах это опубликовано? – тихо спросил он.

      – Как в каких? В иностранных!

      – В каких иностранных?

      – Ну… – Шеф поднял листок с отчетностью и начал перечислять: – «Философский вестник Монтенегро», «Бременские философы»…

      – Это же фуфло, – облегченно вздохнул Паша. – Это же мусорные журналы.

      – Мусорными они станут, когда соответствующая вводная поступит. А пока они считаются нормальными. И премию свою коллеги заслужили. Чего нельзя сказать о тебе.

      – Так вам любой журнал подходит, хоть самый низкопробный? – уточнил Паша.

      – Коню понятно! – жизнерадостно ответил шеф.

      И Паша напечатал свою статью в «Философском вестнике Монтенегро».

      Но пока статья выходила, наверху, разобравшись в ситуации, внесли коррективы. И призвали ученых печататься только в хороших журналах, даже в самых лучших. «Философский вестник Монтенегро» попал в список «мусорных» журналов, и Пашин труд пропал. Премию он не получил.

      На общем собрании коллектива Вячеслав Всеволодович с верой в глазах призвал всех поднажать с интеграцией. Он скаламбурил, что великие традиции русской философии выше гор Монтенегро. Все согласились. Люди были сплошь образованные и знали, что Монтенегро – это простая Черногория. Горы там, может, и не высокие, зато море чистое. И чтобы там загорать и купаться, нужно не спорить с начальством, а во всем соглашаться.

      Паша тоже согласился. Тем более что изначально был заряжен на настоящие журналы.

      Новый шедевр рождался в муках. Паша сидел над статьей днями и ночами. И даже тайком надеялся, что его вызовет Вячеслав Всеволодович, придаст ему ускорение, и все закончится блестящей публикацией и солидной премией.

      Мечта сбылась только наполовину. Вячеслав Всеволодович действительно вызвал его.

      – Паша, дорогой! – Он был полон сил.

      Паша вдруг подумал, что жена Вячеслава Всеволодовича наверняка устает от фонтанирующего жизнелюбия мужа.

      – Как у тебя дела? Опять ты мне отчетность портишь? Вот Пустодыхлов две статьи нам принес, а Бронебойнов три. Пять! Понимаешь, пять очков, то есть статей, в нашу копилку! Журналы из международных баз! А ты что? Опять нолик?

      – Я работаю… – Паша был сломлен такими известиями.

      – Коню понятно, что работаешь, – с нотками сочувствия сказал шеф. – Но понимаешь, тут работать мало, тут думать надо.

      – Как это? – растерялся Паша.

      – Ну, более широко думать. Мыслить.

      Паша ответил затянувшимся молчанием. Подозрение в том, что он не умеет мыслить, задело его за живое. Философское самолюбие было уязвлено.

      – Ты бы поговорил с Пустодыхловым и Бронебойновым, – как-то