Дневник призывателя. Юлия Ставицкая

ествует мнение о том, что человеческий мозг не способен придумывать лица, а значит все, кого мы видим во сне, встречались нам и в реальности. Но тут загвоздка. Выходит, что и монстры тоже? Получается, что да.

      Пугает, не так ли?

      Все наши сны основаны на реальных событиях. Каждая деталь была увидена нами в настоящей жизни, просто мы боимся признаться себе в том, что наши страхи могут оказаться чем-то большим, нежели пустым образом, мелькнувшим в нашем сознании. В самом деле, нельзя же бояться того, чего нет? Вот мы и убеждаем себя, что этого не существует.

      Но вдруг все это не сон?

      Весь мир стал маленьким. Он вмещался в карманные часы. В нем только цифры и стрелки. Но время не двигалось. Оно застыло. Нервное, напряженное, натянутое, как стрела. Вот сейчас! Сейчас что-то произойдет!

      Но нет. Тишина. Ничего, кроме тишины. Так всегда, когда чего-то ждешь. Так всегда, когда…

      Жди.

      Жди еще. Еще и еще. Дольше. А время не идет. Оно разучилось ходить.

      Мир маленький. Он помещается в карманные часы. Он всего лишь механизм. А все, что за его пределами не реально. Размыто. Серо, точно в тумане. Нарисовано на стекле. Поезда, платформы, ждущие люди. Все застыло, подобно мухам в янтаре.

      – Вы все еще ждете? Зря. Не знаете что ли?

      Непонимающе отрываю взгляд от своего часового мира и смотрю на мужчину в оранжевом жилете. Что он от меня хочет?

      – Зря ждете, говорю. Поезд-то уже того… Тю-тю. Неделю как отменили. Неужто не знали? Не ходит он больше тут. Пути там толи размыло, толи наоборот засыпало. А нам-то что? Мы одно знаем. Этого поезда нет. Идите вон лучше на автобусную остановку. Может, еще успеете на последний рейс. А так и его профукаете. Что стоите? Али не надо вам и вы за просто посмотреть пришли?

      До меня медленно доходят его слова. Я так давно жду, что уже привыкла быть тут. Моргаю.

      Оглядываюсь, будто думаю, что меня разыгрывают, а поезд уже давно стоит у меня за спиной.

      Часовой мир трещит и лопается. Вот он нервно выдыхает и выпускает пойманное время. И оно, безумное, несется вскачь. Люди начинают торопиться, прибывают и отбывают поезда на соседних платформах, быстро сгущается вечер, раскрашивая небо темно-серым и зажигая желтые фонари.

      – Совсем не придет? – спрашиваю, почти утверждаю непослушными губами. Оказывается, я успела замерзнуть. Куцая черная куртка слишком тонкая, чтобы согреть меня. Все же на дворе не май месяц. До мая еще далеко.

      – Совсем, – энергично кивает рабочий и тоже на автомате поправляет жилет. – Вам бы поспешить.

      – Да, конечно, – соглашаюсь больше со своими мыслями, чем с ним. Если я не уеду сегодня, то когда еще? Так ведь и передумать можно. Если решился на какую-то глупость, то ее следует делать сразу, пока желание не успело остыть, пока не придумал причин, почему не стоит и почему это глупо. Может, оно и правильно, но если всегда поступать так, как надо, не сдвинешься с места. Самое лучшее – случайно.

      Хватаю с земли пестрый рюкзак, усыпанный значками, и бегу туда, куда указал мужчина. Вроде автобусная остановка именно там.

      «Как выйдете за ворота, так поворачивайте направо. Там ее, родимую, и увидите».

      Родимая, конечно, громко сказано. В здравом уме, я бы обошла ее десятой дорогой, а тут иду прямо к ней. Грязная, покосившаяся, вся изрисованная граффити и покрытая мусором. От нее стойко пахнет мочой и дохлятиной. Точно это и не остановка вовсе, а общественный туалет, который некто избрал местом своего упокоения.

      Морщусь, останавливаюсь чуть поодаль, не решаясь приблизиться вплотную к этому сооружению. Вот и знак остановки лежит подальше от нее самой, будто стесняясь. Так относишься к чудаковатым родственникам – вроде и свои, а находиться рядом стыдно.

      Оглядываюсь. Кто еще решил успеть на последний рейс? Вообще кому-нибудь туда надо так поздно? Видимо надо. Кроме меня на остановке, причем под самой крышей, еще два человека. Старик с потрепанной книжкой в руках сидит на скамейке. Подслеповато щурится, слюнявит пальцы, чтобы перелистывать страницы, периодически вытирает нос, приминая топорщащиеся усы, напоминающие щетку. Он смотрит только в книгу, не замечая у себя под ногами труп вороны. Чуть поодаль от старика пошатывается рыжеволосый парнишка. Мечтательно улыбается и обнимает объёмный зеленый рюкзак, прикрыв глаза. Его щеки покрыты веснушками, будто кто-то невзначай брызнул кистью, а тот не успел стереть с себя пятна. Рубашка заправлена только на половину, кроссовки и носки разного цвета, очки с желтыми стеклами небрежно нахлобучены на голову, а потрёпанная куртка и вовсе грозит сейчас же свалиться с тощих плеч. Сам он высокий, но немного нескладный, как подросток.

      Приоткрыл один глаз, заметил меня, тут же подался вперед и замахал рукой, как давнему знакомому.

      Обознался? Всякое бывает.

      Я покачала головой, но он продолжил махать, улыбаясь все шире. От него за несколько шагов разило запахом алкоголя, и я поспешила отойти подальше, но его это ничуть не смутило. Он просто решил направиться ко мне. Нетвёрдо, но очень уверенно, будто не понимая, почему