Святой Василий. Светлана Рождественская

метров. На собратьев по вере (так он мысленно называл их) было возложено послушание доставлять ему пищу раз в сутки ровно в полночь и забирать его помои, а затем пустое ведро ставить у входа. Святой Василий должен накрывать себя черным полотном и на коленях принимать пищу у брата, не произнося ни одного слова. «Совершенное безмолвие – есть крест», – наставлял его Старец Иннокентий. На нем он должен распять себя со всеми своими душевными и физическими страданиями, очищая свое сознание. Только тогда на него снизойдет озарение и будет ниспослано откровение, которого ждали от него братья и сестры. Деду Василию даже стало нравиться такое отшельничество. Он спал днем, а ночью, когда собратья по разуму засыпали, выползал из своей обители и делал небольшие разминки. Затем на четвереньках вползал в келью и созерцал. Он мог так часами лежал, как труп, размышляя о жизни. Затем под утро засыпал глубоким сном. Храп разносился по святым местам, будоража сон охраняющих его покой собратьев.

      Так проходил день за днем и намечался день окончания его заточения. Он действительно начал верить в то, что он Святой, и искренне раскаялся в своих грехах. Это Господь его рукой наказал блудную его жену Зинулю и этого блудного сына Ваньку. Он смилостивился к нему и послал ему Спасение. Дед Василий начал усиленно молиться, но молитвы не шли ему на ум, и он, крестясь, повторял: «Господи, спаси и сохрани»!

      Вставал на колени и бил челом о землю.

      Глава 7

      В своей келье дед Василий чувствовал себя в безопасности. Здесь было довольно уютно по сравнению с той землянкой, где ему пришлось жить в последнее время. Обитель была невысокая, и ему при огромном росте постоянно нужно было сгибаться. Он сам когда-то добровольно обрек себя на страдания и одиночество. Поначалу это жилице ему даже казалось раем, а одиночество не таким тяжким. В небольшое отверстие в стене он наблюдал за собратьями по вере и духу: как усердно выполняли свое послушание верующие, день и ночь рыбачили, варили уху, мирно беседовали.

      К концу назначенного срока ему становилось все тяжелее и тяжелее находиться в обители. Закрытое пространство и затекшие ноги начали его раздражать. Спасало то, что втайне от собратьев он выползал из своего жилища, сидел на берегу, дышал свежим воздухом. Облегчало его состояние и то, что он, немного искупавшись в реке, освежал свое тело. К вынужденному молчанию ему не привыкать, да и живя среди людей, он особой разговорчивостью не отличался. Жинка всегда обижалась на его немногословность.