Другая химия. Ольга Толстова

и тумбочка, и стены, и тёмная рама на стене, и дверь, и в ушах поднимался шум прибоя, вечного прибоя, бессмертного прибоя моря, из которого мы выходим и в которое возвращаемся, моря времени, моря…

      Я поднялся.

      …звон в ушах – это стонут корни деревьев…

      Комната продолжала вращаться.

      …это шумят ветви и поют дриады…

      Что-то лопнуло в голове – разорвались уже придуманные истории. Я наблюдал кружение их лохмотьев.

      …это ты, человек, выбираешь себе другую судьбу…

      Я ухватился за спинку кровати: правая нога обмякла, я не чувствовал её вовсе. Всплыли в голове слова, мерзкие слова, пугающие слова. «Инсульт».

      «Кровоизлияние».

      «Паралич».

      …это… выпусти меня!..

      Я дёрнулся: это всего лишь «чужой». Это всего лишь он, подумал я.

      Но сам себе не поверил.

      Я упал: левая нога стала такой же ватной, как и правая.

      «Чужой» вопил: он боялся смерти ещё больше меня. Я был его домом, а он – моим оккупантом.

      Инопланетной формой жизни, захватившей, поработившей и изнасиловавшей Землю.

      Я лежу на полу, холодном, как скандинавские ледники, как сердца «растений», как…

      Моя щека подёргивается. Возможно, изо рта течёт струнка слюны.

      Я должен встать.

      Какая-то из рук – я перестал их различать – тянется вперёд.

      «Чужой» пытается спастись в том, что знает лучше всего: он поглощает слова.

      И я вижу и слышу то, что скрывается за ними.

      «…в Средние века алхимики, ищущие путь к Богу, часто находили что-то ещё. Совершали странные открытия…»

      Образы ещё вспыхивают, будто прощаются со мной. С ужасом я осознаю: они исчезнут. Все они исчезнут. Я забуду всё, что мне было известно.

      «…ни ты, ни я не осознаём, что же означают написанные слова, мы даже не должны понимать, что это слова…»

      Всё созданное мною канет в реку забвения. Я забываю их, мои истории. Я остаюсь ни с чем.

      «…ко мне – и к нему, приближается страх; это как будто ещё одно существо в комнате, не материальное, но каким-то образом вещественное…»

      Почему это случилось? Что привело к этому?

      И что мне теперь делать?

      «…кровью и грязью окрасились белоснежные стены домов, а берег был устлан телами тех, кто не помня себя стремился погибнуть в волнах…»

      Ночь… смеётся, плачет, танцует, вертится, обещает, прощается… я не могу подобрать слов.

      «…завораживающие стихи-иероглифы Тайтона…»

      Я растерял их – слова. Что мне теперь делать с этим? Кто я без них?

      «…дышали вместе, считали шаги и махи руками, измеряли объём перекачанной крови, усилия в мышцах и количество выделяемого тепла…»

      Мне тяжело слышать и видеть, тьма наступает на горло «чужому», а уж он тянет меня за собой.

      Цепляется и тянет.

      «…две женщины, два отражения друг друга, неразделимые, не разрывающие объятий, проходящие сквозь время и пространство…»

      Я теряю их. Их всех.

      «Чужой» плачет от боли: его дети мертвы.

      «…второй