Новая жизнь, или Убийства без правил. Валерия Машина

её лицо, исчезла, и ей уже расхотелось причинять этой упрямице какую-либо боль. Она поняла, что её боль сильнее любой другой, которую ей можно причинить.

      – Да… да… – протяжно заговорил Сергей Эдуардович. Рената, если не ошибаюсь.

      – Да, – облегчённо выдохнув, кивнула она.

      – Редкое имя, необычное… помню, помню. Вот ведь как пришлось встретиться.

      – Обстоятельства, – её голос был тихим и безжизненным.

      – Вся жизнь из обстоятельств. Повернувшись к Ренате спиной, он медленно подошёл к столу, за которым сидели Борис и Оленька.

      – Оленька, – обратился СЭМ к женщине, – возьмите сегодня себе мою ассистентку, думаю, она вам не помешает.

      Оленька кивнула как только могла и тяжело поднялась, опираясь руками на крышку стола.

      – Помогите ей, я вас прошу, – тихо сказал СЭМ.

      Оленька все поняла. Она наклонилась, взяла сумку в руку и, не глядя на Натку, сказала:

      – Пойдёмте.

      Рената передала шляпу Борису и поспешила за женщиной.

      По каменным ступеням спускались в подвальное помещение. Коридор становился всё уже, а знакомый запах всё гуще. Наконец пришли. Остановившись перед серой металлической дверью, Оленька переложила сумку из правой руки в левую и со всей силы толкнула тяжёлую дверь.

      Рената напряглась. Сердце её застучало так громко, что, казалось, и Оленька слышала его стук.

      В серой холодной комнате не было окон. Единственная лампочка, которой она освещалась, была подвешена под самым потолком. Да и что тут освещать – яркий свет тут неуместен. Резкий запах формальдегида и карболки проникал в нос, в рот, заполнял лёгкие. Дышать становилось тяжело.

      Оглядевшись, Рената увидела его. Он лежал на каменном столе совсем голый, ничем не прикрытый. Вынужденная его нагота никого не смущала. Натка почти не дыша подошла к столу. Пристально всматриваясь в его лицо, она искала в нём знакомые и такие родные ей черты. Но всё в нём было не так, как прежде. Впалые щёки, низкий подбородок, синие тонкие губы, а главное – она не видела глаз, таких родных и любимых, нежных и весёлых.

      «Нет, это же не он», – была первая мысль, которая пришла ей в голову. В нём всё не так. Это лицо мне не знакомо, оно чужое. Тот, другой, которого она знала, всегда был жизнерадостный, а этот безжизненный и холодный. Почему я решила, что увижу его таким, каким он был в тот вечер, почему? Да потому что мне этого очень хотелось. Только теперь она всё поняла.

      Оленька, в отличие от Ренаты, которая, окаменев, смотрела на мужа, уже делала свою работу. Она высыпала принесённую одежду на стол, разложила её в порядке очереди. Очерёдность она установила сама за долгие годы работы в морге – просто ей так было удобно.

      – На, помогай, коли пришла, – прохрипела она, тормоша Ренату за плечо.

      – Держи рубашку и застёгивай на ней все пуговицы, кроме рукавов, – приказным тоном добавила Оленька.

      Очнувшись, Рената стала выполнять полученное от женщины задание. Держа сорочку на весу,